– день рожденья Димки.
– Папа, а ты когда теперь приедешь?
– На твой юбилей, заяц. Ну да! Тебе же пять лет в этом году исполнится!
Санки перевернулись, и Ромка с Димкой забурились в колючий сугроб под голыми ивами. Весь Млечный путь в одно мгновенье ухнул с высоты, влез в уши, губы и глаза.
– А что привезешь?
– А все, что захочешь!
– Правда?
– Конечно! Кривда не для нас. Мы же с тобой сибиряки. Ты кержак и я кержак…
– Роман, – дважды повторил Левенбук, заставив Подцепу собрать в точку, как всегда, слишком самостоятельные глаза. Со стороны казалось, ну конечно, от неуемной гордости и счастья по-идиотски разбежавшиеся, – будете на ВЦ, пожалуйста, отдайте Студеничу. Я обещал ему тогда, когда о ночной смене договаривался, да все забываю передать. Неудобно, да и тем более, что еще предстоит…
Роман, все еще слегка ушибленный бескомпромиссностью недельной арифметики, взял у Левенбука папку со штампом «Дело», механически положил прямо перед собой и трижды это слово «Дело» перечитал.
Левенбук, как видно, по-своему поняв такое внезапное очарование печатным словом, быстро добавил:
– Хотите, можете и сами полистать, но обязательно передайте.
Ромка механически потянул за ботиночные тесемки, откинул картон и прочел черные, слово через скакалку прыгающие машинописные буквы на голубоватой папиросной бумаге.
«Дмитрий Александрович Белобокин. Щук и Хек».
– Что это, Алексей Леопольдович?
– Гумилев. Поэт такой. Не знаете? Перепечатка для себя, – сказал Левенбук и тут же осекся, сам заглянув внутрь. – Простите, не то вам дал… А впрочем, – он махнул рукой, и мгновенная, редко наблюдаемая волна передернула всегда голубоватую, колючую кожу его асимметричного лица. Тик, да не тик, улыбкой это называлось, знаком дружеского расположения на бульдожьем лице завсектором, – оставьте раз так себе, почитаете на досуге…
Затем Левенбук снова начал рыться в ящиках стола, извлек еще одно, абсолютно идентичное первому, «Дело», только теперь уж сам заранее развязал тесемки и пробежал глазами. – Вот это. Да. Передайте. Только не перепутайте.
– Нет-нет, – сказал Роман, неожиданно резко вставая из-за стола со свежей папкой в руках. – Я прямо сейчас и отнесу, как раз собирался на ВЦ. Оставлял там небольшой пакетик для прогонки…
Ему срочно и немедленно надо было выйти на воздух. И вовсе не для того, чтобы покурить. Не только и не столько…
«Двадцать девятое. Двадцать девятое. Все что угодно. Все что угодно. И кривда не для нас».
Под канадскими кленами институтского парка, на развилке узких асфальтовых дорожек его догнала Мелехина.
– Поздравляю! – сказала, на ходу разворачиваясь и пытаясь заглянуть туда, куда совсем не следовало пялиться в этот момент. В Ромкины косые непослушные глаза. – Левенбук признался, что
