за беспощадность к врагам революции смекалистого большевика премировали именным станковым пулемётом «Максим». Впрок, однако, награда не пошла. В тридцать восьмом её при обыске конфисковали сотрудники НКВД, явившиеся на зорьке арестовывать бывшего героя Гражданской войны за участие в бухаринско-троцкистском заговоре. А сумка и по сей день верой и правдой служит Никите, всеми фибрами души ненавидящему барсетки и их владельцев.
Итак, написал на пятёрку ладно складывавший слова в предложения юноша оригинальное сочинение о косвенной причастности похотливой Наташи Ростовой к гибели аристократа Андрея Болконского и был зачислен первокурсником в машиностроительный на факультет роторных молотилок. К студенческому билету прилагались талоны на гречку и бесплатная койка в общежитии по улице Бормана.
Да-да, не удивляйтесь: первым в истории председателем тутошнего исполкома был большевик Мойша Лазаревич Борман, репрессированный, в сущности, из-за пустяка: подумаешь, помочился прилюдно по пьяни на клумбу подле памятника фаворитке Ильича Инессе Арманд. И не на потеху окружающим, а лишь в силу рвения доказать сомневающимся плодотворное воздействие минеральных солей на морозоустойчивые луковицы тюльпанов из лаборатории академика Трофима Лысенко.
За годы учёбы Никита возмужал, заматерел, лишился девственности и народными средствами дважды вылечил испанку. Набрался, так сказать, знаний и подготовился к самостоятельной жизни. И хоть обязательного распределения в нашей стране на тот момент более не существовало, с денежной работой пришлось повременить.
Произошло это по воле военкома, благодаря своей неподкупности ставшего однажды героем телепередачи «В гостях у сказки». Он с презрением отказался от худого конверта со взяткой и направил новоиспечённого лейтенанта служить за жалкие гроши в ремонтную зону орденоносной танковой дивизии, расквартированной у конечной остановки двадцать седьмого трамвая за прятавшимся в раскидистых кустах душистой сирени невзрачным бетонным забором, на котором исполинскими буквами с признаками каллиграфии какой-то правдоруб вывел разоблачительную надпись: «Прапор – вор!».
Ношение формы, к счастью, длилось не долго, однако, едва не закончилось трагически.
Заместитель командира дивизии по работе с личным составом полковник Карапетян, который на тот момент, в принципе, не подозревал о существовании Ермолаева, прибыл из санатория глубоких нервных расстройств к месту постоянного несения службы на сутки раньше положенного срока. Он так соскучился по работе, что первым делом отправился не домой, а принялся за рутинный обход территории, даже не удосужившись снять натиравший лямками плечи тяжеленный вещевой мешок с запасным исподним и гостинцами.
Бывалый служака исполнил миссию ровно наполовину, когда его, маршировавшего мимо постамента
