сдвинула брови. – Стол сдвигаем к окну, кресла – к стене, и порядок, господин министр!
Округлив щеки, Виктория выдула развеселый резиновый пузырь и розовым язычком переправила обратно в рот. Валентин вздохнул.
– Между нами говоря, господин министр уважает хорошие манеры.
– Нет проблем, – она выплюнула в ладонь белый комочек и прилепила к ручке кресла. – Чего еще желает господин министр?
– Ничего, – Валентин присел на диван, потер нос. Смотреть на нее было горько и приятно. В сущности, не случись Валентину маяться от похмелья, верно, не задержался бы он рядом с ней ни на минуту. Кто знает, возможно, так оно было бы лучше и правильнее. А теперь вот надо сидеть, вспоминать и вздыхать о безвозвратно погубленной молодости…
Крутанувшись посреди комнаты, Виктория изумленно уставилась на него.
– Что-то я не понимаю, кто кого пригласил в гости?
– А в чем дело? – вежливо поинтересовался Валентин.
– Вот тебе на! А торт с чаем? А холодец?
– Нормалек! – успокоил ее Валентин. – Торт в холодильнике, заварка в буфете. В крайнем случае звоните по ноль четыре. Служба газовой сети тотчас прибудет.
– Ага… – она озадаченно замолчала. – Видела я в жизни гостеприимных хозяев, но чтобы такого!
– Сам знаю, что плохой, глупый, невежливый, но что теперь сделаешь? – он пожал плечами. Не объяснять же ей про похмелье и прочие сопутствующие радости.
– Ладно! – лицо ее приняло плутоватое выражение. Она выбежала в коридор, но тут же вернулась. – Может, что-нибудь включим? Хотя бы телевизор?
– Нет уж. Давай обойдемся без лишних звуков.
– Будем сидеть и наслаждаться тишиной?
– Зачем? Будем трескать торт, и ты расскажешь мне о своих школьных подружках, о том, что у тебя творится в дневнике и наконец…
Но ее уже не было. С удивлением Валентин прислушался к близкому позвякиванию посуды. Бойкий человек осваивается быстро и всюду. Даже на чужой кухне… По обыкновению он потер нос, решив, что угнаться за ней – не самое простое дело. Или действительно – возраст? К старости люди становятся тугодумами, а стареть они начинают рано. С первых лет жизни. Кроме того он в самом деле отвык от живой непосредственности. Даже Юрий, балаболка и хохмач, – и тот был только актером. Актером категорийным, однако не более того. В их годы не прыскают смехом на каждой фразе. Просто уже не смешно. Что-то с чувством юмора происходит, а может быть, и с самими фразами. Таково веление времени, и лица после тридцати необратимо деревенеют. Все, на что они способны, это две-три скучноватые маски, в которые они и сами-то не очень верят.
Виктория вошла в комнату семенящим шагом ребенка, с опаской взирая на перегруженный поднос. Она умудрилась взгромоздить на него все, что обнаружила на кухне. Все, кроме
