колебался в промежутке от восьмидесяти пяти до девяноста процентов. Других социологических служб в стране не было.
«Агентство патриотических сообщений» как средство массовой информации дружественного государства держало здесь корпункт, которым и заведовал Василий. В братской стране, вообще, хватало разных структур, которые эксплуатировали тему дружбы и сближения, вплоть до полной интеграции. В плане предстоящей операции им отводилась ключевая роль.
– Мне кажется, или вон тот серый «мерин» за нами неслучайно пристроился? – поинтересовался Игорь у водителя, когда выехали на трассу, ведущую в город.
– Вы не удивляйтесь, у нас это рутинная процедура. Они даже не скрывают, что следят, – вместо водителя ответил с переднего сиденья Василий.
– Кто «они»?
– Контрразведка или МВД, когда как. Сегодня вроде контрразведчики, судя по номерам. Мы привыкли.
– И всё время «хвост»?
– Обычно да. Но мы союзниками считаемся, поэтому осложнений не бывает, – шеф корпункта сделал неопределённый жест.
Выразительные глаза Александры, которая сидела сзади, рядом с Игорем, при известии о слежке слегка округлились. «Привыкай, девочка. Это тебе не пресс-релизы переписывать», – сказал он про себя и накрыл её тёплую ладонь своей большой рукой.
Суть плана заключалась в организации народного вече, которое должно было решительно выступить за образование Общего государства. Собственно, на бумаге это государство существовало лет двадцать с гаком, но было чистой фикцией. Дальше ряда торжественных деклараций о многовековых отношениях, совместно перенесённых испытаниях, теснейших связях на уровне людей и семей процесс не продвинулся. На общем бюджете сидела также горстка госслужащих с обеих сторон, изучавших пути объединения и рожавших аналитические записки на эту тему. Такими темпами можно было объединяться ещё сто двадцать лет.
Народное вече, инициированное общественностью, мыслилось катализатором перемен. «Решение одобрили на самом верху», – объявил Красиков во время встречи в парке. По его словам, почва была подготовлена. Закрытые опросы, которые провели местные силовики, показывали высокий уровень поддержки Общего государства. Идея вполне овладела массами. Значительная часть элиты тоже была готова влиться в ряды правящего слоя соседней державы. Во всяком случае, она активно уверяла в этом своих союзников.
Имелись, однако, и препятствия. За годы независимости выросло поколение, для которого общность с соседями была довольно пустым звуком. Примером и ориентиром оно считало, скорее, Европу. Люди с подобным образом мыслей работали и в органах управления – притом на всех уровнях, включая кабинет министров. «Дядька» же то клялся в верности одним («Мы, сколько живём, всегда встречали солнце с востока»), то подчёркивал связь с другими («Нет здесь большего европейца, чем я, ответственно вам заявляю»).
