одного аромата которого у нее кружилась голодная голова, но она постеснялась.
– Пожалуйста-пожалуйста, – подвинула поближе блюдо с бутербродами Юрина мама. – Ешьте на здоровье, у вас такой замечательный аппетит!
Растроганный Юра сидел рядышком с родителями, как когда-то в детстве, и совсем забыл о Зойке. Неужели он дома? Не в окопе, не в госпитале и даже не во львовской казарме? Какое это счастье! Ему казалось, что теперь, после такой страшной войны, в которой он уцелел, это счастье будет длиться вечно, и ничто не сможет омрачить его. Родители живы, их прекрасный дом, хотя и разрушенный и разграбленный в отсутствие воевавших хозяев, да и весь поселок не достался немцам – их почти не бомбили. Все будет хорошо – он сдаст экстерном за десятый класс и поступит на исторический, как когда-то мечтал.
Идиллию нарушила Зойка, которой давно не терпелось в туалет, и она не знала, как обратить на себя внимание. Юра встрепенулся и повел ее показывать дом.
– Вот тут кухня, тут туалет и душ, а там еще комната бабушки и вход на другую половину, а за кладовкой лестница на второй этаж.
– А где наша комната? – простодушно спросила Зойка, направляясь к лестнице.
Юру ее вопрос поставил в тупик, а его родители молча переглянулись.
– Второй этаж принадлежит нашему соседу, а другая половина дома закрыта, мы там не топим, дрова и уголь экономим, нам-то и здесь места хватает, – пояснила Юрина мама, – придется вам временно расположиться в проходной гостиной.
– Да какая тебе разница? – смеялся Юра. – Главное – мы до-о-м-а! – пропел он, хотя тоже обратил внимание на то, что их замечательный дом как-то сильно «постарел» за войну.
Юра и не знал, какая беда приключилась с их зимней дачей. Конечно, дом не разрушила немецкая бомба, но от прежнего его великолепия за войну почти ничего не осталось. Отец Юры, купив в 38-м земельный участок в семнадцать соток по соседству с коттеджем родственников самого В. И. Ленина, почти три года строил его по лучшим европейским образцам, насмотревшись в загранкомандировках на «красивую жизнь». Правда, денег на весь дом не хватило, и второй этаж пришлось предложить знакомому офицеру, которому понадобилась дача. Но грянула война. Офицера призвали на фронт, а его жена с тещей отправились в эвакуацию. Юра сразу же ушел добровольцем, а его отец, прослужив несколько месяцев в подмосковном истребительном батальоне рядовым, отправился по приказу в Заполярье руководить лагерями. Для того чтобы пустующий дом не пропал, Борис Юрьевич, получив разрешение своего соседа, сдал его в аренду местной артели. Когда в 45-м они вернулись в поселок, оказалось, что жить-то им и негде: артель выселяться не желала, писала пасквили в разные инстанции и довела хозяина дома до первого инфаркта.
В доме больше не было ничего, что не удалось вырвать с корнем и уничтожить – ни ванной комнаты, в которой разместилась слесарная мастерская, ни умывальника
