style="font-size:15px;"> – Новорожденного-то отец должон понянькать на руках, еще красненького да сморщенного, увидеть его таким беспомощным да крохотным. Вот тогда и любить будет всю жизнь и заботиться о нем. А так что – большой-то робенок ему никак в душу не западет. Не прикипит он к нему, как и те бабка с дедом (не скоро познакомится теща с зятем – лишь через пару десятилетий на свадьбе внучки).
Зима на Урал приходит не мешкая. Уже в октябре начались заморозки, и к ноябрьским праздникам вокруг стало белым-бело. В один из выходных к Поповым заглянул родственник, леспромхозовский начальник. Увидев Зойку с ребенком на руках, спросил:
– Ну, где ж твоя учеба? Аль уже стала певицей-то?
Та недовольно фыркнула и ушла в свой закуток.
– Вот ведь как теперь старших-то слушают. Обещалась, что мужик-то за ей вскорости приедет, а его все нет, – жаловался гостю отец. – Видать, на мою шею повесил. Дак куда денешься, своя кровь, хоть и поперешная.
Зойка кусала от обиды губы, еле сдерживая злые слезы. Но отец, страшно кашляющий после лагеря, где его разыскала мать в брошенном бараке для умирающих и буквально на себе привезла домой, прав: он один работает на такую семью. Гость решил загладить свою оплошность, предложив сфотографироваться: у него, единственного во всей округе, был прекрасный трофейный фотоаппарат со всеми принадлежностями, и он под настроение любил поснимать своих односельчан «на память». Сбежалась вся семья, даже бабушка слезла с печной лежанки. Отдельно решили сфотографировать ребенка: «Пошлешь мужику-то фотокарточку, пусть хоть поглядит на свою дочку», – убеждал Зойку гость. И вскоре мутный портрет упитанной голышки в тугих перевязочках с надписью: «Дорогому папке от дочки» отправился по почте за тысячи километров порадовать своим видом молодого отца. («Портрет» этот пережил житейские бури и осел, спустя немногим меньше века, уже в новом тысячелетии, в альбоме взрослого внука позировавшей на подушке крохи).
В апреле Зойка заговорила об отъезде, переживая, как бы муж в ее отсутствие не подыскал себе другую с благословения свекровки. В глубине души она надеялась оставить ребенка матери, но отец вряд ли разрешит: им надо еще своих младших на ноги поставить. Ну и подумаешь! В круглосуточные ясли берут с шести месяцев, а дочке скоро семь. Если засесть за учебники, то можно еще и весеннюю сессию попробовать сдать. Зойкина мать поливала слезами внучку, к которой привязалась всем сердцем, уговаривая дочь пожить хоть до осени, пока дите не начнет ходить. Она готова была оставить у себя ребенка насовсем, но боялась даже думать о том, как будет управляться со своим хозяйством: на селе наступала горячая пора – как потопаешь, так и полопаешь. Да и хозяин ругается: раз семью завела, не спросясь родителей, пусть сами ростят своих детей. Мужик Зойкин уж сколь времени и ехать не думает за женой и ребенчишком, и денег не шлет. И родители его не интересуются. Что ж, пусть обе едут, увидят родичи малую-то, да таку хорошеньку,
