человек перед лицом смерти?
Глеб никогда не задавался подобными вопросами. Прежний уклад жизни просто не подразумевал подобных дилемм.
Тряпица уже высохла и больше не задерживала частицы гари.
Дрожащим пальцем он коснулся сенсора кибстека, активируя самописную программу, управляющую древними устройствами.
Появилась надпись:
Выберите нужную функцию.
…
Он коснулся пиктограммы «Восполнение».
Аспирианские метаболические шунты шевельнулись под экипировкой, вновь впились в грудь, а их заостренные наконечники выпростались наружу, раздвинув сегменты брони.
Отчаянный, но, наверное, бессмысленный шаг. Здесь нет никого. Даже обычной ящерки не сыщешь. Все живое сторонится пустошей, – это факт.
На самом деле Глеб ошибался. Его представления о природе Первого Мира и разнообразии видов живых существ ограничивались однотипными личными наблюдениями сельского парня. Однако, базы данных кибстека содержали внушительные объемы необходимой информации, а аспирианские устройства и подавно. Те, кто их изобрел, канули во тьму веков, но знания загадочных существ никуда не делись, сохранились в системе.
Цена вопроса выживания на самом деле была смещена в область психологической устойчивости Глеба, – он испытал страх и беспокойство, когда шунты перехватили инициативу, начали подергиваться, жалами указывая направление.
Чего же они хотят? Чтобы я сошел с логрианской дороги?!
Ага. Я что совсем спятил? Черные плиты хоть как-то защищают от жара недр, то тут, то там хаотично прорывающегося из расселин в скалах. Углубляться в пустошь – совершенное безумие, – думал Глеб, но шунты упрямо и ритмично подергивались, вытягиваясь в определенном направлении, словно просили: «иди туда»!..
В общем-то терять было нечего, и он сошел с дороги.
Под ногами – острый гравий. Почвы тут отродясь не бывало. Вокруг только камень, нет ни единой травинки, даже обугленной или высохшей. Казалось само понятие «жизнь» чуждо этим местам.
Едкий дым высачивался из трещин горной породы. Более широкие и глубокие расселины истекали маревом раскаленного воздуха. Сердце невольно замирало, когда приходилось их перешагивать.
Эта ночь уже не забудется никогда. Аспирианские шунты напряженно подрагивали, словно принюхивались к чему-то и снова начинали вытягиваться, увлекая Глеба все дальше и дальше от дороги.
Наконец он остановился. В углублении, похожем на воронку от взрыва, тускло отблескивала мертвая вода. Над ней курился пар, остро пахло серой. Изредка со дна поднимались зловонные пузыри.
По краям небольшого, отравленного продуктами извержений водоема скопилась какая-то слизь.
Глеб уже плохо соображал. Он чувствовал, как аспирианские устройства сжали грудь. От бессилия он медленно опустился на колени, склонил голову, думая: «вот они, последние минуты жизни»…
Шунты
