прав: скорее всего, Данзас и есть убийца. Кстати, он подполковник, значит, у него могут быть охотничьи угодья и егеря. Быть может, именно Данзас устроил провокацию и вызвал Пушкина на дуэль. А Пушкин, скорее всего, писал письмо, в котором отказывался от переговоров секундантов, некоему человеку, который представлялся секундантом Данзаса.
Лидия вздохнула и потерла руками виски.
– Знаете, мне сейчас кажется, что это все какой-то тяжелый сон, – сказала она. – Мне трудно поверить, что такое может быть на самом деле. Судя по этим письмам, Жуковский и этот Данзас просто мерзавцы, они настолько отвратительны, как будто и не люди вовсе…
– Маменька, вы слишком сильно переживаете. Впечатлительным дамам, наверное, не следует читать об убийствах.
– Опять ты, Саша, за свое… Я не собираюсь падать в обморок, у моих резких слов не будет тяжелых последствий ни для меня, ни для кого-то еще. Но промолчать я не могу, надо называть вещи своими именами.
– Так и не надо молчать, – поддержал сестру Алексей. – Лида, ты по-женски сердцем чувствуешь то, что не сразу можно понять с помощью умозаключений, и у тебя отличная память. Ты, Саша, мыслишь быстро и оригинально, а у меня есть некоторый опыт общения и работы с людьми и документами. Думаю, мы все вместе сможем окончательно разобраться, что же на самом деле случилось с Пушкиным.
– Я тоже на это надеюсь. Простите мне мою горячность, пожалуйста, я постараюсь быть сдержаннее, – сказала Лидия.
Саша с нежностью посмотрел на мать.
– Послушайте, а я вот на что еще обратил внимание, – продолжил Алексей. – Это письмо, скорее всего, написано не Данзасом, но от имени Данзаса. Он офицер и по роду своих занятий должен разбираться в оружии и стрельбе. Однако он якобы пишет, что снег, попавший в дуло пистолета Пушкина, не мог помешать выстрелу, но мог увеличить убойную силу. А это, полагаю, полная ерунда: если бы это было так на самом деле, то в нашей армии взяли бы за практику набивать стволы ружей снегом или чем-то подобным.
– А ты не допускаешь, что офицер может быть дураком, любящим поумничать? – спросил Саша.
– Допускаю. Но тут еще есть свидетельство, что это письмо написали за Данзаса. Здесь единственный раз во всей переписке Пушкин назван Александром Сергеевичем, а люди, которые вместе учились, никогда друг к другу по имени и отчеству не обращаются. Давайте дочитаем последнее письмо в этой папке.
Алексей прочел документ номер 10 «Письмо графа Бенкендорфа к графу Строганову[61]».
Monsieur le Comte!
Je me suis empressé de faire à sa Majesté la demande de Madame Pouchkin pour que Danzas puisse accompagner le corps à sa dernière demeure. L'Empereur vient de me répondre, qu'il avait fait tout ce qu'il dépendait de lui, en permettant que M-r Danzas, qui est sans jugement resté jusqu'à la cérémonie d'aujard'hui auprès du corps de son ami; qu'un plus long délai serait contraire aux lois; mais il a ajouté que M-r Tourgeneff ancien ami du défunt, n'ayant pas d'occupation pour le moment pourrait rendre ce dernier service à M-r Pouchkin, et qu'il le chargeait du transport du corps.
En me hâtant de vous transmettre cette décision suprême, je suis. Benkendorff.[62]
Когда Алексей закончил читать, Саша даже присвистнул
Строганов Григорий Александрович (1770–1857) – российский дипломат, двоюродный дядя жены А. С. Пушкина.
Господин граф!
Я немедленно доложил Его Величеству просьбу г-жи Пушкиной разрешить Данзасу проводить тело к месту его последнего упокоения. Император только что ответил мне, что он сделал все от него зависящее, разрешив подсудимому Данзасу остаться до сегодняшней погребальной церемонии подле тела своего друга. Дальнейшее снисхождение противозаконно и потому невозможно. Но он также добавил, что г-н Тургенев, бывший друг покойного, в настоящее время ничем не занят, и он уже поручил ему сопроводить тело.
Спеша передать вам это Высочайшее решение, имею честь быть и пр. Бенкендорф.
