нашего военного училища запретили на пушечный выстрел приближаться к университетскому студгородку. После этого крупных побоищ действительно уже больше не было, но локальные стычки никуда не делись. Курсанты по-прежнему чувствовали себя безнаказанными в нашем Советском районе; били и унижали всех, кто не оказывал им «должного уважения». Так продолжалось до тех пор, пока в НГУ на геолого-геофизическом факультете не появился невысокого роста худенький паренек с грустными светлыми глазами, родом откуда-то из-под Одессы. Никто почти не знал его настоящего имени, зато вскоре все вокруг на всю жизнь запомнили жутковатую кличку – Мясник.
Его судьба была по-своему совершенно уникальной. Родился он в сельской местности где-то под Одессой. Все его предки работали мясниками, начиная от времен Ивана Грозного и кончая эпохой царствования незабвенного Леонида Ильича. Мы, городские жители, можем сколько угодно высокопарно насмехаться над этой непонятной нам профессией или брезгливо морщиться. Но люди, которые хоть что-то понимают в жизни, придерживаются совершенно иных взглядов.
Отец нашего Мясника, разумеется, тоже работал мясником и был одним из самых уважаемых и обеспеченных людей среди односельчан. В отличие от нас с вами, он прекрасно знал, кем работали все его предки в любом поколении, тем более, что в данном случае это было не так уж и сложно. И еще он знал, что семейная традиция не должна прерваться и что он покроет себя несмываемым позором, если хотя бы один из его сыновей не продолжит дело жизни предков к вящей радости воинствующей секты вегетарианцев и сыроедов.
Казалось бы, судьба полностью ему благоволила. Его младший сын, наш Мясник, с семи лет уже научился крепко держать топор и разделочный нож в своих маленьких ручонках. Отец его, и сам прекрасно разбиравшийся в анатомии крупного и мелкого рогатого скота, отдал мальчика на обучение своему старому отцу, который, кроме всего прочего, был известным знахарем и костоправом. Тот с азартом принялся посвящать любимого внука в анатомические тонкости баранов. Так сказать, разбирали их по косточкам за неимением других достойных этого дитяти игрушек. К восьми годам юное дарование уже прекрасно разбиралось в анатомии, а по части умения разделывать туши превзошло самого учителя. Говорят, что всего трех-четырех ударов топора юному вундеркинду было достаточно, чтобы вся туша распадалась на куски. Опытные мастера только диву давались и потихоньку осеняли себя крестным знамением. Отец был счастлив. На местных ярмарках он заставлял сына разыгрывать настоящие спектакли. Мальчику завязывали глаза, клали перед ним целую тушу, и на глазах многочисленных зрителей он несколькими филигранно точными ударами топора разделял ее на все составные части. Со стороны это выглядело как настоящая магия. Иногда, чтобы придать действию еще и театрального драматизма, на тушу сверху клали маленького полуслепого котенка. Говорят, что ни один котенок ни разу не пострадал при этом кровавом
