объятия, разочарованный тем, что не получил желанного поцелуя. Пнув ногой перегородку, он сердито посмотрел на девушку.
– В Валь-Жальбере не осталось ни одной девчонки моего возраста! – заявил он извиняющимся тоном.
– Но это не повод бросаться на меня, – возразила Эрмин. – Мог бы поухаживать за мадемуазель Алис. Она считает, что ты очень красив.
Она не могла на него сердиться. Симон был другом ее детства. Они дрались из-за погремушки, каждую осень вместе воровали яблоки из сада старого Потвена, да бог знает что еще делали вместе…
– Мадемуазель Алис! – проворчал Симон. – Она на год меня старше, и все знают, что она собирается постричься в монашки!
– Ты для меня брат, – добавила Эрмин. – И у меня уже есть возлюбленный. Пообещай, что никому не расскажешь. Будущим летом он придет и попросит у Жозефа моей руки. Твой отец ему откажет, но тогда моя мать скажет свое слово.
– А кто он? Онезим Лапуант?
– Не будь дурачком! Онезим гуляет при луне с Иветтой, дочкой тележника.
– Ну да, правда. Месье кюре уже читал им мораль: Лапуант половину зарплаты отдает Иветте. За прогулки под луной она берет звонкой монетой!
Эрмин покраснела. Симон же решил просто так не сдаваться.
– Так кто же он?
– Он здесь чужой. Я его люблю, и он меня любит.
Элизабет позвала их в дом. У девушки стало легче на душе – ей не придется ничего рассказывать Симону. Но юноша удержал ее за руку:
– Я решил не ехать завтра, Мимин. Я передумал. Мама ждет малыша, он должен родиться весной. Будет лучше, если я останусь дома и буду ей помогать. Я боюсь за нее: роды проходят так тяжело… Я бы до конца жизни упрекал себя, если бы сейчас уехал, а потом, в марте, получил телеграмму с плохими новостями…
– Бетти ждет малыша? – удивилась Эрмин. – Ты уверен?
– Она сама сказала мне об этом сегодня утром, когда отец с мэром уехали в Роберваль. Сам не знаю, с чего бы вдруг. Обычно она скрывает до последнего и никогда раньше со мной об этом не говорила.
Девушка, которая до этого момента имела твердое намерение какое-то время избегать разговоров с Элизабет, была обезоружена новостью. Вспомнив совет Лоры, она решила простить Бетти.
– Идем в дом, Симон. Пора обедать. Я рада, что ты останешься с нами.
Никогда прежде они не ощущали такой близости.
У собравшихся в кухне членов семьи Маруа лица были угрюмые. Жозеф сидел во главе стола. Перед ним стоял стакан джина. Элизабет накрывала на стол. Эдмон плакал на полу. Арман, щеки которого пылали, испуганно переводил взгляд с Эрмин на Симона.
– Здравствуй, Бетти, – сказала Эрмин.
– Здравствуй, Мимин.
Молодая женщина ласково поцеловала свою воспитанницу и убежала к печке.
– Вы почему все такие мрачные? У нас вроде бы никто не умер!
– Хорошенькие вещи я узнаю! – воскликнул Жозеф. – Ну, Эрмин, расскажи-ка нам,
