– здесь, недавно. Все прощения просила, но он вздыхал тяжко, ничего не сказал. Думаю, не простил меня из-за матери. Та всю жизнь Сашеньку своего вспоминала…»[60].
Назовем все своими словами, безусловно, Клавдия Зотова совершила преступление (украла ребенка) и многие годы не раскаивалась в этом. Ею двигали желание мести и «голые схемы» – распространенные в те годы культурные сценарии. В период преступления она явно была не в себе («я все горела страшным огнем»). С одной стороны, Клавдия всю жизнь любила Веничку, а с другой – ввергла в трагедию его семью и ускорила смерть его матери.
Но убить ребенка Клавдия все же не смогла, хотя хотела. Более того, она его полюбила, воспитала как своего сына, а на пороге смерти ее «стала мучить совесть», она два раза выпрашивала прощения у своего Саши. Зотова все же имеет совесть, она не может убить маленького ребенка, заботится о нем и любит его. У Клавдии была добрая и любящая мать, и сама Зотова способна на большую любовь (правда, как говорят в народе, любила «по-своему»). Но главное, оказалось, что для Клавдии маленький ребенок – это не орудие мести, а беззащитное дитя, нуждающееся в защите и любви. Немаловажными являются и угрызения совести[61].
Продумаем этот кейс. Речь идет о становлении личности в юном возрасте и поступках, во многом определивших жизнь человека. Будем анализировать три ситуации: отвергнутой любви, толкнувшей Клавдию на преступление, неудавшейся полностью мести (хотя украла маленького брата Венечки, но убить его не смогла) и признания в преступлении на пороге смерти.
Первое на что стоит обратить внимание: пусковым механизмом всех трех ситуаций выступили объективные «экзистенциальные проблемы». В первом случае страшное горе отвергнутой любви, во втором – невозможность оставить на смерть маленького ребенка, хотя замысел такой владел Клавдией, в третьей ситуации ожидание приближающегося конца жизни с желанием встретить его с чистой совестью. Эти ситуации были объективны в том смысле, что сложились независимо от желаний Клавдии и требовали решения (поступка). Экзистенциальные они потому, что затрагивают самые глубинные платы жизни (ценности) личности. Действительно, Клавдия жить без любви Венички не могла («горя сильнее не было в моей жизни»); убить Сашу не могла тоже («ясно понимаю, что не смогу бросить маленького так, на смерть»), хотя желание отмстить было очень сильное; наконец, рак и близкая смерть, буквально поставившие перед Клавдией совесть, – не менее фундаментальное событие.
Можно предположить, что разрешение указанных экзистенциальных проблем требовало смены реальности. Каким образом можно мстить любимому? Если по-настоящему любимый, это сделать невозможно. Любя Сашу и вообще маленьких беззащитных детей, убить? Тоже невозможно. Как встретить свой последний день, ожидая скорую смерть, с таким камнем на сердце? Совершенно невозможно. Но все это сделать было необходимо: так замыслилось и сложилось: отомстить, убить, покаяться перед смертью. Почему таким образом? А потому, что над Клавдией
Красильщиков А. Еврейская месть. Быль. ЕС. № 3. 24–30 января 2007.
Недавно появившийся на экране фильм «Остров» поразил современную зрительскую аудиторию именно тем, что главный герой фильма всю жизнь переживает угрызения совести и старается помощью людям, чтобы искупить свой грех.
