собственный дом афганского товарища Сергея Гриднева.
У него тогда квартировали морячки-каботажники из Тирасполя. Их лайба с грузом сухумских мандаринов шла мимо роскошного города Сочи. Морячки не выдержали манящей лихой музыки с берега и решили оттянуться недельку, найдя подходящую квартиру, чтоб в гостиницу не соваться.
Потом у Саши Ленского было горящее Приднестровье, а затем, когда там поутихло и похоронили всех убиенных, уже такой знакомый маршрут по Дунаю к сербским берегам. А на тех берегах еще четыре года огня, смерти, кровавых соплей и окопных вшей…
Глава 5
– Ро-ди-на… у-ро-ди-на… у-ро-ди-на… Ро-ди-на… – дробно выстукивали колеса летящего в метельную мглу поезда.
– Родина-уродина! – вслух пробормотал вслед за колесами привалившийся к двери тамбура Скиф.
В тамбур ввалились два милиционера в полушубках:
– Документики, граждане?.. Куда путь держим?..
Побледневший поп поманил их двадцатидолларовой купюрой в проход между вагонами и о чем-то зашушукался там с ними.
Через пару минут милиционеры, пряча блудливые глаза, снова появились в тамбуре и сообщили:
– Через полчаса, граждане, в Конотопе можно горячей бульбы у бабок купить, горилки и огурчиков соленых.
В Конотопе по их совету все же вышли на перрон и направились было к закутанным по глаза в пуховые платки бабкам с ведрами, но вовремя заметили, что какие-то трое тоже вышли из соседнего вагона, что-то обсудили промеж собой и направились к ним.
– Синие! – сразу определил их Скиф по сверляще-цепким, оценивающим взглядам. – И у этих под колпаком, войнички православные!.. Черт, чтоб их!..
От знакомства с синими избавили цыгане. Облепили их, как репьи, с гадальными картами, гамом и со скабрезными шутками-прибаутками. Через их головы один синий – скуластый, как башкир, знак Скифу подал: дело, мол, есть…
«Ага-а, знаю я ваше дело, – подумал Скиф. – Ваше дело – нам небо в крупную клетку, а себе – еще одну звезду на погон».
Так и не купив самогона и горячей картошки, они снова укрылись в тамбуре.
– Ро-ди-на… у-ро-ди-на! – опять вслух пробормотал Скиф под стук колес тронувшегося поезда. – Ро-ди-на… у-ро-ди-на…
На границе с Россией, правда, никто особого внимания на них не обратил. Офицер в странной зеленой фуражке, на тулье которой двуглавый орел, растопырив когти и крылья, недовольно смотрел на кокарду с красной звездой, хотел было проверить их бумаги, но махнул рукой и прошел с солдатским нарядом в другой вагон.
– Видал, войничек, какие дела? – пропел поп Засечному. – Говорю тебе с тупой настойчивостью идиота: сойди от греха в Брянске!..
– И откуда ты такой выискался? – вскипел Засечный. – Не пойму, то ли блатняк, то ли ты легавый, то ли чекист долбаный.
– Не дури, – глухо одернул его Скиф. – Мирослав дело говорит. С ходу заявляться в Москву опасно. Мы еще от окопной грязи не отмылись.
