крестьянской щепотью. – Он, чертяка, тобой туда-сюда, как помелом, крутит. Встану на ноги – молитву в храме над тобой сотворю, святой водой, привезенной из Иордана, окроплю. Дак, глядишь, изыдет из тебя окаянный.
– В следующий приезд, – так и не вспомнив свой «вещий» сон, согласился отец Мирослав. – А пока в Москву заеду помолиться за душу мою заблудшую в храме Елоховском у отца Матвея.
– В Москву-то Первопрестольную когда рассчитываешь укатить? – зыркнул на него отец Иов.
– Сегодня, ночным скорым, ежели билетом разживусь.
– Разживешься. По нонешним ценам купейные вагоны пустыми катаются.
– Коли разживусь и в поезде встречу твоих войников, то в обиду их никому не дам. Можешь положиться на Мирослава, отче.
– Об этом слезно и хотел попросить тебя, Мирослав, – обрадовался болезный отец Иов.
– Чего просить, коли дело-то богоугодное? – покачнувшись на колченогом стуле, отмахнулся Мирослав. – Документы у них, надеюсь, имеются, отче?
– То-то и оно: не документы, а туфта с одесского Привоза, – виновато потупился отец Иов. – Границу-то пересекут с туфтой, а что в России будут с ней делать – вопрос. Выправил бы я им что-нибудь понадежнее, да вот поди ж ты, скопытился…
– Их в Москве встренут или как? – поинтересовался Мирослав.
– Неведомо мне про это, – развел руками отец Иов, достал из потертого бумажника крохотную писульку. – Меня просили сопроводить их до самой Москвы, а с Киевского вокзала позвонить из автомата по указанному здесь телефону и сообщить их ближние планы в столице, ежели, конечно, они откроются мне.
– Понятно, отче! – кивнул Мирослав и потянулся за бумажкой с номером телефона.
Взглянув на нее, он моментально протрезвел, а в висках будто молоточки застучали.
«Походин Николай Трофимович» – четким почерком красовалось на бумажке, а ниже был записан телефонный номер. Бесенятами заплясали перед глазами отца Мирослава эти три слова. Было время, когда судьба свела семинариста Влодзимежа Шабутского с майором КГБ Походиным, и запомнил Влодзимеж этого человека накрепко.
– «Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходе своем, и возвращается ветер на круги своя», – пробормотал Мирослав и почувствовал, как сжалась от липкого страха его душа.
Не за себя так, до озноба, испугался отец Мирослав, а за тех троих ратоборцев из православной Сербии, которых он вызвался своими руками сдать христопродавцу Походину.
«Матка Боска ченстоховска, влип, Мирослав, как кур в ощип! – подумал он. – Ситуация…»
– Чем так смутилась душа твоя, Мирославе? – заметив его смятение, смиренно спросил отец Иов.
«Христопродавцем никогда не был и теперь не стану», – принял решение отец Мирослав, а вслух сказал как о чем-то само собой разумеющемся:
– Почту за честь оказать услугу братьям, воевавшим за православную веру.
Отец
