Ага. Точно. Она пахла машиной…
Во дворе, у самой кромки сада, стоит новенькая «Волга».
Давид (продолжает). Откуда она у него взялась?
Арчил. Давид, братишка, ты путаешь! Это уже было перед самой поездкой! Вспомни!
Давид. Перед самой поездкой?.. Да, да, да! Точно! Машина появилась перед самой поездкой… Выходит, так…
Арчил. Выходит, так, толстый!..
Давид. Арчил!..
Арчил. Ладно, профессор, не сердись! Дай я тебя поцелую!
На бельевой верёвке сушится чужая фланелевая рубашка. Во дворе – чужая машина.
Двое мальчиков – беленький десятилетний Давид и худой черноволосый двенадцатилетний Арчил – стоят во дворе4. Они только что подрались. Следы битвы слишком явные. Оба перемазаны в пыли. У Давида разбита нижняя губа. Из неё сочится кровь. Давид непрерывно сосёт её. У Арчила с мясом вырван карман на зелёной офицерской рубашке.
Арчил. Гости приехали… Вот достанется тебе, жирный! Посмотри, что с рубашкой сделал!
Давид. Ты губу мне разбил!
Арчил. За губу тебе ничего не будет, а вот за рубашку!.. Ещё гости приехали…
Мгновение, и мальчики напрягаются, как два гончих пса. Они видят, как с террасы в сад выходит мать5. Одновременно срываются с места. Бегут изо всех сил, чтобы опередить друг друга, подбежать к матери первым. Подбегают одновременно. И одновременно начинают орать.
Давид. Мамочка, мама! Он мне губу разбил – вот!
Давид оттягивает пальцами раненую и намеренно беспрерывным сосанием растравленную губу.
Арчил. Мамочка, зачем ты его слушаешь! Врёт всё, скотина жирная!
Давид. А! Он обзывается!..
Арчил. Рубашку мне порвал…
Мать (строгим шёпотом). Так! А ну-ка, тихо оба!
Давид начинает всхлипывать.
Мать. Тихо, я сказала!.. Отец спит!..
Глаза мальчишек становятся круглыми от удивления. Челюсти отвисают. Куда девались обида и злость? Заворожённо смотрят на мать.
Арчил (шёпотом). Кто?..
Давид. Кто спит, мамочка?
Мать. Отец.
И только сейчас эта парочка бандитов замечает, что мама, человек, роднее которого не было и нет, стала какой-то другой – немного чужой, красивой женщиной с загадочной светлой улыбкой на губах.
Мальчишки входят в дом6. Скованные, испуганные, словно дом уже не принадлежит им в полной мере, как раньше, а возможно, и вовсе не принадлежит. Словно они забрались в чужие владения и в любой момент из-за угла может выскочить истинный хозяин. И что тогда? Тогда, как обычно: ноги в руки – и спасайся кто может.
Комната. Стол накрыт празднично. Будто Новый год наступил7. Вино на столе.
Бабушка сидит за столом, подпирая голову рукой. Платок сбился набок. Из-под него торчат
Титры разбивают повествование на дни недели. С воскресенья по субботу. С первого до седьмого дня.
Мать выходит из подъезда с зажжённой сигаретой. Становится возле перил. Курит. Гасит сигарету, потому что сзади бегут дети, оборачивается.
Дети уходят в дом. Мы остаёмся на матери. М.б., мать не погасила сигарету, а пристроила её на перилах крыльца, а когда дети пошли в дом, вернулась к сигарете… (?)
Стол был накрыт празднично. Теперь, после застолья, он выглядит немного разорённым. Недопитое вино.
