он и медовым зовется. А уж потом начнется настоящее светопредставление. Придешь вечером домой с работы усталый, весь разбитый, а твоя ненаглядная тебе раз леща по шее. Скажет, ты где, паразит, шляешься? Где заработанные деньги, твою мать? Покажи жировку, паршивец! У других мужики как мужики, а у меня распоследний расгильдяй!
Валерка Крестовский, не выдержав, прыснул в кулак, остальные дружно загоготали.
– Тихо! Жеребцы! Дайте досказать-то! – продолжал Баканов. – А если, чего доброго, с приятелями кружечку-другую после трудового дня пропустишь в пивнухе, что напротив дома, вообще не завидую тебе. Кирдык тебе будет полный! Чуть дверь приоткроешь, а она тебе раз половой тряпкой по мордасам: «Скотина! Опять надрался, подлец? Как последняя свинья! Вот тебе, вот!»
Свои нравоучения Бакаша сопровождал непередаваемой мимикой лица и красноречивыми движениями рук, отчего все присутствующие покатывались со смеху.
– Так, что, дорогой мой Ванюша, вот тебя какое счастье ожидает в семейной жизни! Вот и шевели теперь куриными мозгами. Стоит жениться али нет! А ты, сюси-пуси! Горяченькую, видите ли, он захотел, и так найдешь, если приспичит! И горяченькую, и холодненькую, и не очень, и сиськами до земли, и без сисек! На хрена на себя хомут в молодые годы надевать, дурень?
В дверном проеме появился раздраженный Дудаков со старшим лейтенантом Тимохиным, вслед за ними – насупленный Колька Селифонов с «агаэсом» за спиной.
– Что за балаган тут развели, вашу мать?! Галдите как бабки на базаре! На всю округу слышно!
– Да вот, учим молодежь уму разуму, товарищ капитан! – отозвался Стефаныч.
– Итак, мужики! Чтобы был идеальный порядок! В помещении школы не свинячить и не гадить!
– Пока светло можете пожрать и оправиться! Консервные банки в окно! Огонь не разводить! – добавил второй.
– У окон не курить! Замечу, яйца поотрываю! – сурово пригрозил капитан. – Пошли, Стефаныч! Посты выставим! Приданцев и Мирошкин, дуйте за нами! В охранении с собаками сегодня будете!
В классе было холодно. Солдаты спали, лежа на боку, плотно прижавшись друг к другу, втянув головы в поднятые воротники и засунув руки поглубже в рукава и карманы.
Неожиданно глубокую ночь прорезала длинная пулеметная очередь. За ней другая, третья. Встревоженные не на шутку солдаты, хватая оружие, повскакивали.
– Братва! Чехи! – заорал спросонья в темноте перепуганный Привалов. – Окружили, гады!
– Без паники! – рявкнул из коридора голос старшего лейтенанта Тимохина. – Занять оборону у окон! Без команды не стрелять!
– Конец, мужики! – заныл рядовой Свистунов. – Окружат и раздолбают всех! Или сожгут живьем в этой проклятой школе!
– Заткнись, ссыкун! – зло цыкнул на него сержант Кныш, осторожно выглядывая в окно.
Трассеры, то здесь, то там, передавая «морзянку» рассекали яркими огоньками ночную темноту. Перестрелка шла в горах, над селом.
– Танцор,
