нужна компания, одной старой бабушки маловато, – сказала Ама, посерьёзнев. – Я держу тебя тут, на горе, чтобы уберечь от опасности, но хорошо ли это с моей стороны?
– Ишань живёт ещё выше, – сказала Пиньмэй. – Из его дома даже море видно. А ещё выше, на самой вершине, живёт Дух Горы. Но его мы ни разу не встречали. – Пиньмэй посмотрела на бабушку. – А почему мы никогда его не видим? Ведь мы живём с ним на одной горе!
– Мы его видим, – возразила Ама. – Ты же знаешь, Духа Горы ещё называют Лунным Старцем. Так что ты видишь его всякий раз, когда смотришь на луну.
– Я не об этом, – сказала Пиньмэй. – Я бы хотела увидеть его так, как его видят императоры, когда приносят дань горé. Они ведь видят старика, который с ними разговаривает.
– И что ты ему скажешь? – улыбнулась Ама. – Что ты скажешь ему, моя робкая мышка, которая, чуть что, с писком бросается в норку?
Пиньмэй покраснела. Она часто мечтала научиться говорить как Ишань, внятно и веско, будто каждое его слово высечено в камне. Или как Ама, которая словно вплетала в свой голос шёлковые нити.
– Ты бы хотела, чтобы я была другой? – спросила Пиньмэй.
– Другой? – удивилась Ама. – Как это?
Пиньмэй неуверенно пожала плечами.
– Например, чтобы я побольше говорила. И побольше умела. Как Ишань.
– Я никогда не хотела, чтобы ты была кем-то другим, – сказала Ама, посмотрев ей прямо в глаза. – Я хочу, чтобы ты была собой. Я знаю: когда придёт время, ты сделаешь то, что должна.
Пиньмэй следила, как Ама промывает рис. Капля воды скатилась по миске, как одинокая слезинка.
– К тому же, – добавила Ама, – не сравнивай себя с Ишанем. Он…
– Он – что? – насторожилась Пиньмэй.
– Он… просто помнит не всё, что знает, только и всего, – сказала Ама. – Он многое забывает. Как сегодня. Он забывает, что он всего-навсего маленький мальчик.
– А почему бы Ишаню не поселиться у нас? – спросила Пиньмэй. – Всё равно ведь он каждый день к нам приходит.
– Не хочет, – вздохнула Ама. – Я позвала его, как только умерла тётушка Мэйя…
Ветер наполнил хижину заунывным воем. Пиньмэй мгновенно вспомнила, как ужалило руку прикосновение ко дну опустевшей банки. Зима пришла сразу после того, как тётушка Мэйя умерла. И с тех самых пор Ишань жил в своей хижине один.
– Ама, – медленно выговорила Пиньмэй, – зима слишком затянулась.
– Да, – кивнула Ама. – Никогда раньше Чёрная Черепаха Зимы не задерживалась у нас так надолго.
– Но черепаха всё равно уйдёт, правда? – спросила Пиньмэй. – Зима ведь не может длиться вечно.
– Уйдёт, – убеждённо сказала Ама. – Чёрной Черепахе рано или поздно захочется домой.
Но уйдёт ли она до того, как банка с рисом окончательно опустеет, думала Пиньмэй. Ветер завывал всё громче, чёрные голые ветви за окном отчаянно цеплялись за темнеющее небо…
