вставляла туда то один, то другой камень, но их выбивало бурным потоком, и каждый камень, падая на землю, нёс с собою новую смерть.
Не в силах больше видеть разруху и гибель, Нюйва приняла решение. Она обернулась к своему мужу Фуси, и из глаза её выкатилась одна-единственная слеза.
– Прощай, – шепнула Нюйва.
– Нюйва! – вскричал Фуси, догадавшись, что она задумала.
Он протянул к ней руки, но было поздно. Нюйва выскользнула из его объятий и бросилась в небесный пролом. В один миг её тело превратилось в камень.
Фуси в изумлении смотрел на свои руки. Прядка длинных волос и крошечная капля крови – вот и всё, что осталось от его жены.
Фуси взревел от горя, и от этого рёва сотряслись небеса и четыре новые горы на земле. Но Звёздная Река больше не текла с неба.
– То чудище, которое сразила своим мечом Нюйва, – добавила Ама, – было младшим братом Чёрной Черепахи Зимы. Ноги этого младшего братишки превратились в горы, на которых держится небосвод. Представь, насколько же сильна сама Чёрная Черепаха! Может ли кто-то заставить её что-то сделать, спрашиваешь ты? Разве что кто-то непобедимый.
– А почему мы никогда не видим Чёрную Черепаху? – спросила Пиньмэй. – Если она такая большая, разве можно её не заметить?
– Чёрная Черепаха приносит зиму, так же как Лазурный Дракон приносит весну, – сказала Ама. – Для этой работы выбирают только самых благородных животных.
– И они становятся невидимыми? – спросила Пиньмэй.
– Да, – ответила Ама таким необычным тоном, что Пиньмэй подняла на неё взгляд.
– Ама, – спросила она, – откуда ты знаешь?
– Да так, – ответила Ама, – от одного друга.
Она приподняла крышку над котелком с рисом, и густое облако пара окутало её лицо.
– Ама, но ведь это просто сказки? – спросила Пиньмэй. – Гигантская черепаха, богиня Нюйва – их ведь на самом деле не было?
Ама зачерпнула ложкой рис, положила в простую, нерасписную миску и протянула Пиньмэй. Рисинки в тёмной миске сияли, как горка жемчужин.
– Говорят, когда мы видим радугу, на самом деле это мы видим Нюйву с разноцветными камнями, которыми она заткнула дыры в небосводе, – сказала Ама и широко улыбнулась, отчего её щёки сделались морщинистыми, как персиковая косточка. – А уж верить ли в это, как и в другие мои истории, – решать тебе.
Глава 3
– Проснись, Пиньмэй! Вставай!
Глаза девочки открылись сами собой – и даже не потому, что её трясли за плечи, а из-за того, что голос Амы был таким тревожным и настойчивым. Лица Амы во тьме видно не было, только контур щеки светился над Пиньмэй тоненьким серпиком, как луна на ущербе.
– Идём, быстро!
– Ама, что…
– Ш-ш-ш! – прошептала Ама еле слышно, но властно. Она подняла Пиньмэй и повлекла за собой. – Ни слова! Скорее!
Тьма
