пище рад, а в эту камеру, видать, давно никого не сажали.
Для кого же ее берегли?
А когда наутро, весь в укусах и расчесах, я предстал уже не перед дежурным полицейским, а ни много ни мало перед начальником участка, то оказалось, что все-таки для меня. Начальник был пузат и строг. От строгости он надувался еще больше. На его китель пошло столько материи, что мне хватило бы завернуться в нее три раза и еще место осталось бы.
– Цезарь Спица? – вопросил он с каким-то клокотанием изнутри. Знамо дело, когда у человека такой объем, внутри что хочешь поместится, так что клокотать там есть чему.
Я подтвердил: Цезарь, мол. Спица. На жалость уже не давил: раз этот номер не прошел вчера, то не пройдет и сегодня.
Он оглядел меня сверху донизу, выразил на толстой морде великое сомнение и обратился к дежурному – не вчерашнему плешивому, а уже другому:
– Телеграмма из Пупырей пришла?
– Так точно, пришла. Приказано незамедлительно этапировать этого, – кивок в мою сторону, – в столицу. Признан годным.
– Я так и знал! – И начальник аж воссиял весь от своей догадливости, как начищенный таз на солнце, хотя всякому было видно: ни черта он не знал. – Раз незамедлительно, то сегодня же и этапируем. Пиши сопроводительную.
Дежурный так и пошел строчить, а я стою смиренно, моргаю и даже не думаю, как бы удрать, потому что на меня снова надели браслеты, а в них пускаться в бега несподручно, я уже пробовал. Стою и размышляю: к чему это я признан годным? И зачем я понадобился в столице? Там и без меня людей хватает. Там вообще много чего есть, имеется даже космодром, в смысле, луг, который считается космодромом и на который изредка садится торговый корабль, прошлой осенью он, кстати, прилетал, а в обычное время на том лугу пасется скот. И конечно, верховная власть Зяби, Совет архистарейшин, тоже обретается в Пупырях…
Что-то мне это не понравилось. Взял, да и спросил прямо:
– Зачем в столицу-то?
Пузатый на меня ноль внимания. Взял у дежурного бумагу, обмакнул перо в чернильницу и расписался. Открыл деревянный ящичек, достал печать, подышал на нее, примерился и шлепнул. Готово. Решил мою судьбу.
Это он так думал. Согласен ли с ним я, его не интересовало, а зря. По-моему, моя судьба – слишком ценная штука, чтобы решал ее кто-то другой. Я всегда держался этого мнения. Этап, значит? Тем лучше. Дознаюсь, зачем меня везут в столицу, и, если не понравится, дам тягу. С этапа не убегал только ленивый, а лень – это порок, об этом мне в разных воспитательных домах все уши прожужжали.
Я запомнил.
Глава 5. Ипат Шкворень, фермер
– Эй, ушастые! А ну, марш в загон! Давай-давай!..
Хлопнул бич. Но вот странность: Ипат Шкворень не держал в руках никакого бича. Откуда же хлопок?.. Но кенгуролики тяжеловесно заскакали по направлению к воротам загона. Набив животы на пастбище, они были настроены благодушно и слушались
