угодно и когда угодно.
Английские интересы были представлены в контроле полковником Торнхиллом, прекрасно и почти без акцента владеющим русским языком. Отлично знакомый с Россией дореволюционной, переживший немало и во время революции, Торнхилл являлся одной из центральных фигур по борьбе в области с большевистской пропагандой. Хорошо понимающий русскую действительность, он пользовался и соответствующим влиянием в штабе.
Другим членом контроля был граф Люберсак, представлявший интересы Французской республики. Осведомленность у графа Люберсака была поразительная. Обаятельно-любезный и широко гостеприимный, он собирал у себя в доме и англичан, и американцев, и русских.
Недалеко от «контроля» в особом доме помещалось огромное управление английского коменданта города, полковника Кроссби, ирландца по происхождению. Этот представитель английской власти заслуживает совершенно особого внимания. Я думаю, никто из английских военных чинов не сумел завоевать такое расположение и такие горячие симпатии, какими пользовался Кроссби в самых широких кругах.
Я помню речь его, произнесенную в клубе, при огромном количестве английских офицеров, по случаю дня Нового года. Он указывал своим соотечественникам, что они «гости» в Архангельске, и требовал у них и соответствующей корректности в отношении населения и русских офицеров. Каждое его слово было проникнуто не только симпатией к России, но и глубоким уважением к ее величию, даже в несчастье.
На другой день после этой речи я счел своим долгом быть у Кроссби с благодарственным визитом.
Этот обворожительный человек старался делать добро даже в кругах, не имеющих никакого отношения к его служебной деятельности.
Представитель высшей французской военной власти был полковник Доноп, начальник военной миссии.
Полковник Доноп до Великой войны отбывал «стаж» в лейб-гвардии Драгунском полку и всегда носил полковой значок, поднесенный ему офицерами. Он знал русский язык и был хорошо знаком со старой армией и с революцией.
Я уже упоминал о Лелонге, связанном со мною личною дружбой. Здесь добавлю только, что раз в тяжелые минуты большевизма Лелонг, с большою опасностью для себя, спас мне жизнь. В этом эпизоде участвовал также капитан Барбье, которого я знал еще на Французском фронте. Этот Барбье оказался тоже в Архангельске.
Французская военная миссия, помимо ее сотрудничества в моем трудном деле, для меня всегда была группой моих личных друзей, о которых я сохраняю самые светлые воспоминания.
Военные представители других стран прямого участия в формировании армии не принимали, и потому говорить о них буду только попутно, в связи с описанием событий.
Конец ноября в Архангельске ознаменовался рядом торжеств по поводу наступившего перемирия на европейском фронте.
В первый же день я попал на торжественное заседание, с участием правительства, в клубе, организованном
