деятеля, самоотверженного и глубокого патриота, не ищущего ничего для себя, до самого последнего часа и доныне, когда я пишу эти строки, оставшийся с Армией, как верный ее друг, всегда пользовался общими симпатиями, и только следует сожалеть, что его скромность не позволяет ему сыграть более крупной роли.
Самую интересную роль ждали от Савинкова. Он приехал в январе. У Савинкова был ореол революционного деятеля, за которым могли бы пойти революционные войска. Он не пользовался симпатиями ген. Алексеева, а ген. Корнилов после своего августовского выступления, когда Савинков, во всем поддерживавший Корнилова, остался в стане Керенского и изменил Корнилову, не мог относиться к нему с прежним доверием.
Корнилов пробрался на Дон в середине или в первой половине декабря. Его ждали в Армии, но все-таки его приезд был довольно неожиданным. Этот человек железной воли вышел из Быхова с кучкой своих верных текинцев. Но, попав в окружение, не рассчитывая пробиться, не желая рисковать своими людьми, он распустил их и сам, переодевшись крестьянином, где пешком, где на подводе, где на поезде среди солдат, возвращавшихся с фронта, проклинавших Корнилова за поддержание дисциплины, проехал на Дон.
Он сам рассказывал, как в вагоне его ругали солдаты, не подозревавшие того, что этот маленький мужичонка и есть их бывший Верховный Главнокомандующий.
Несмотря на чувство антипатии, Савинкова все-таки приняли и с ним совещались, но ничего из этого не вышло. Очень скверное на всех впечатление произвел его помощник или адъютант Вендзягольский – тип необычайно самонадеянного и самоуверенного поляка, хваставшийся тем, что за ним пойдут «корпуса». Эти корпуса так и остались в мечтательном распоряжении этого господина, сохранившего от всех тайну своего военного обаяния.
С Савинковым на Дону я встретился два раза. В первый раз это было в маленьком кавказском погребке «Арарат» в Новочеркасске. Познакомил меня с ним мой сотрудник К.
Мы поужинали и говорили о многом. Савинков указывал на недостаточное доверие к нему, незаслуженное, по его словам, со стороны генералов и как будто бы верил в свое влияние и силу. Вендзягольский просто хвастался.
В конце беседы я обратился к Савинкову с вопросом, который крайне меня интересовал и до сих пор интересует.
«Скажите, Борис Викторович, – спросил я, – почему вы, такой специалист этого дела, не организовали убийства Ленина и Троцкого?»
«Почему вы думаете, что я такой специалист?» – ответил он.
«Я читал Ропшина, “Коня Бледного” и “То, чего не было”». – Савинков не сразу ответил.
«Тут были другие», – сказал он.
«Но неужели же мог иметь такое влияние Азеф?»
«Нет, не только Азеф».
«Так неужто же эта бездарность Чернов?»
На это ответа не было, и он переменил разговор, и я так и до сих пор не знаю, почему для наших воинствующих эсеров какой-нибудь
