власти в Курске в конце концов признали его не «пророком в своем отечестве», а «врагом народа».
Еще больше очень ценных этнографических материалов накопила Екатерина Ивановна Резанова (1866 – после 1930). Она записалась в советские краеведы на исходе шестого десятка лет своей подвижнической жизни и единственная из «бывших» честно указала в графе «социальное происхождение» соответствующей анкеты – «дворянка». Терять ей было нечего: с 1892 г. она учительствовала в отдаленных курских деревеньках, на досуге записывая местный фольклор, наблюдая за археологическими памятниками (она первой обратила внимание ГУАК на огромный Гочевский курганник) [25]. К фольклористике её приобщил брат, видный филолог, профессор Нежинского лицея (института) В.И. Резанов (1867–1936). Записанные его сестрой образцы устного народного творчества суджанских крестьян публиковались в солидных академических изданиях и до, и после революции [26]. Советским краеведам она предложила составленный ею за много лет «Словарь живого курского наречия», однако опубликовать его тем не удалось и эта во многом уникальная рукопись, по-видимому, оказалась утрачена для науки.
Другая интеллигентная курянка, выпускница Бестужевских курсов Софья Николаевна Ефременко (1884–1956) с 1910 г. преподавала историю, иностранные языки в родном городе. Она умело приобщала гимназисток, а затем и учеников советских школ к прошлому Курского края (чтение исторических источников, экскурсии на близлежащие городища). Вступив в члены КГОК, она обработала и частично опубликовала сохранившиеся в Курском историческом архиве (так называемом на советском новоязе Истархе, наконец-то ставшем государственным учреждением) документы XVII–XVIII вв.; напечатала любопытный очерк бытовых традиций Ямской слободы – одного из старейших районов губернского центра [27].
Стиль её материалов плохо согласовывался с требованиями большевистской идеологии. Например, свою статью о рыльской топографии она завершает следующим пассажем: «… Удел неодушевленных предметов счастливее живых существ. Давно люди, упоминаемые в документе, ушли от нас. Сама жизнь настолько изменилась, что если б встал предок, лишь 50 лет назад ушедший от нас, он не узнал бы нашей жизни. А мертвые предметы сохранились и будут стоять еще долго и служить новым поколениям, в немоте своей храня предания былой старины и своим постепенно разрушающимся видом наталкивать мимолетного гостя на Земле – человека на мысль о бренности и краткости жизни человеческой».
Подобные мысли, глубоко естественные для нормального человека, тем более историка и археолога, в тогдашней обстановке – накануне первой пятилетки, индустриализации и коллективизации оценивались партийными функционерами как вражеская вылазка. С.Н. Ефременко больше не публиковалась в журнале курских краеведов. Хотя она почему-то избежала репрессий, состояла с 1929 г. членом Всесоюзного Географического общества, жила одно время в Москве, где её приняли на иждивение Центральной комиссии по улучшению быта учёных
