отдалённые десятки тысяч монахов, священников, приходских активистов, сектантов). Вот архивная статистика по одной Курской губернии и только за 1937 г. Тогда, при спущенном из наркомата плане на арест 4000 «врагов народа», местными органами НКВД было арестовано 8354 человека. Среди них «духовенство и монашествующие элементы» составили 245 человек (3 %), из них к высшей мере наказания приговорено 146; «сектантский и церковный актив» – 576 (7 %), из них расстреляно 213. А ещё раньше, в годы революции и Гражданской войны большевики бессудно убили (штыком в сердце, пулей в голову) епископа Белгородского Никодима (Кононова); настоятеля Успенского Николаевского собора в Белгороде протоиерея о. Порфирия (Амфитеатрова), смотрителя Белгородского духовного училища протоиерея о. Петра (Сионского), настоятеля церкви села Мясоедова протоиерея о. Константина (Ничкевича), настоятеля Преображенской церкви г. Белгорода протоиерея о. Алексия (Попова), священника с. Журавлинки о. Константина (Ефремова), тимского священника Пузанова и несколько десятков других священнослужителей Курско-Белгородской епархии.
К началу 1930-х гг. оказалось закрыто больше 90 % монастырей и храмов (в той же Курской губернии на 1917 г. действовало 13 монастырей, 1 скит, 1440 храмов, 57 часовен), здания которых в своём большинстве подверглись разрушению, несмотря на архитектурную ценность многих из них. Земельные владения и прочее имущество церкви подлежало «национализации». «Чёрными досками» русских икон XIV–XIX веков комсомольцы обивали полы и стены сельских клубов. На металлолом шла церковная утварь, начиная с колоколов. Тысячелетние святыни русского народа оказались безжалостно поруганы. В образовании и просвещении на десятилетия утвердился малограмотный, но воинствующий атеизм. Торжество здравого смысла, по Б.В. Маркову?..
Каждый из нас понимает, что такого рода образцов тоталитарных потерь можно приводить множество. Давайте, как предлагает Борис Васильевич, смотреть на миллионы трупов своих соотечественников, массу поруганных традиций русской культуры, не западными, а своими собственными глазами. Ну, и что другое мы увидим в 1920-х, 1930-х, 1940-е годы и в начале 1950-х годов? Новые и новые фабрики и заводы, плотины и электростанции, железные дороги и станции метро, Красную армию, колхозы, дома культуры, прочие достижения советской власти. Это и есть «здравый смысл эпохи»? Или бесконечные очереди за хлебом да керосином, всем остальным из товаров первой необходимости. Нищие деревни с земляными полами в хатах. Коммуналки, перенаселённые даже в столицах. Немецких оккупантов на улицах Пскова, Курска, Воронежа, Тулы и множества других русских городов и сёл. «Это ли русский прогресс?..» – спрашивал демократически настроенный поэт в императорской России. И отвечал сам себе: «Это, родимые, это.» Его бы переместить в СССР…
Короче говоря, человеческая, культурная цена технической модернизации, в чём-то более справедливого социального переустройства, военных побед в советский период оказалась чудовищно высокой. Все типологические черты тоталитаризма именно в нашей стране
