Прибыл по вашему приказанию.
– Случайно родом не с Полесья?
– Возможно! – заулыбался широким лицом. – Трошки надо обмозговать этот вопрос.
Потом я глянул на небо. Белые ризы подвижных облаков очень высоко трепал едва приметный ветерок, веселый и легкомысленный. Невесомые, на первый взгляд не опасные, он уносил их в даль океанской, безмерной сини, белой от солнца посередине. То поле, то лес, одно слово – Полесье! Песок и прохлада речная. Хорошо – не тундра.
Странная тишина извне выключала звук мотора. Чего-то не хватало в этой благостной картинке. Вдруг понял – жизни.
Пустынная дорога. Грейдером обскоблены обочины. Странный мусор там и сям, непривычный здесь в таком количестве. Брошенная гражданская одежда. Детские тетрадки ветер листает лениво. Похоже на лихорадочное бегство.
Незримое присутствие многотысячного количества людей, в панике убегавших совсем недавно по этой дороге. Туда, откуда прибыл эшелон.
Комбайн завалился на обочину, видно, пропускал кого-то, да не вписался в габариты. Два оранжевых «Икаруса», друг за другом, в кювете замерли кривенько. Дверцы закрыты. Никого рядом нет.
Раздавленный посередине глобус. Тоненькие стеночки яичной скорлупкой, коричневые изнутри, пустые и сиротливые, часть материков исчезла, уже не сложить нормально, и не видно рядом фрагментов. Пропали Индия, Пакистан, Казахстан, европейская часть СССР…
Бегство или… эвакуация? Слово всплыло в памяти и озадачило своим приходом. Мы туда, а кого-то оттуда уже вывезли.
Разгар дня, но что-то мешало принять его в обычном, белом свете. При обилии звуков, их-то и не хватало – именно тех, что делают мир звонким, привычным, – и возникала парадоксальная тишина. Она раздваивалась. И сразу становилось непонятно – почему так происходит со звуками, породившими эту тишину.
Что-то умерло и вызывает горечь, а про то, что зародилось заново, ничего не известно.
Или это всего лишь пекло и обильный пот?
Птицы – не поют! Вот что будоражило, держало слух в напряжении.
Я так и не смог к этому привыкнуть. Просто оглох на какое-то время. Беруши вставил и оглох.
Потом – восстановился слух. И я радовался этому, как ребенок, благополучно вынырнувший с большой глубины.
Спустя много лет я оглохну реально. Целых полгода не буду слышать, и тогда проявится в памяти то давнее.
Пожилая врач поставит диагноз:
– Сужение ушных каналов. Следствие вашей командировки.
Тогда я стану слышать иначе: как глухо отдаются во мне собственные шаги, и все вокруг будет восприниматься так, словно стою под душем в шапочке для плавания и все другие звуки пробиваются через плотную резину, становясь словно резиновыми, тягучими.
Несколько месяцев врач будет мной заниматься. Властно, но корректно, не давая впасть в уныние и отвергая мысль о том, что навсегда останусь глухим.
