style="font-size:15px;"> «Вот черт! – думал я лихорадочно. – Может, добежать до тещи? По короткому пути срезать, мимо металлобазы, через дворы – полчаса в одну сторону… Поздно, ночь. Явно спят. Может быть, и мои там заночевали? Рискнуть? Предупредить ротного, чтобы не было самоволкой… И скоренько – мухой! Нет! Не стоит! Долгие проводы – лишние слезы!»
И уже начинал жалеть, а позже и вовсе казнил многократно себя за эту нерешительность.
– Ты-то как? – спросил ротный.
– Что?
– Ну… со службой-то как у тебя? – Глянул пытливо: – Знаком или так, слыхал только?
– Да так… то в артиллерии, то в кавалерии. Сам знаешь, как в военкоматах дело поставлено. Один ящик с личными делами на столе, только руку протяни, а другой на шкафу. Так из какого ящика личные дела чаще вынимают? Чтобы жопу с табуретки не приподнимать лишний раз! Вот я из того ящика, что на столе.
– Сурово! Ну, я с военкоматскими маневрами не знаком, – сказал ротный.
– Да и мне бы их пореже видеть. Лучше скажи – там-то что? В оконцовке… по прибытии? Писец голубой – или белый? Какой?
– Да кто же это знает? Писец – он и есть писец, независимо от масти. Доведет командование до личного состава. В свое время и узнаем. – И по плечу хлопнул крепко, аж пыль вспорхнула коротко, засмеялся нервно худым лицом, фиксой в темноте блеснул, точно лезвием. – Но, похоже, кашу завари-и-или! Физики-теоретики, экспериментаторы-инженеры!
– Чем больше дров наломаешь в этой жизни, тем жарче будет в другой, – сумничал я.
– Я не поп, не скажу точно! – сказал ротный.
Хорошо ему! Так вот – просто и ясно! А хоть бы и неясно… опасно! Ну, что бы ты сейчас сделал, узнав, что там реально творится? Ну что? Столько вопросов, на которые боишься искать ответ. Не всегда знание во благо!
– А вот и наш «профессор»! Знакомься! – сказал ротный радостно.
– Гунтис Орманис, – представился старший лейтенант в мешковатой форме «с филфака на фронт». Плотный, невысокий, веселый пушок на голове просвечивает – фарами машины мелькают на погрузке. Лет ему точно за сорок. Глаза светлые, внимательные и добрые, впрямь – «учительские» глаза. – Командир первого взвода.
– Петраков Владимир. Заместитель.
– Ну что? Вперед на войну, мужики? – улыбнулся Гунтис. – Смерть нуклидам!
– Без вариантов, – сказал Бармин.
Начало светать. Робко, неуверенно. Тьма внешняя сменилась белым днем, тьма внутренняя стала плотнее, но это было не обычное перетекание цветов, а рваные проблески вперемешку, местами – серое забытье.
Серость сгущается перед мраком.
Вчерашнее обустройство открылось во всей красе – нары, сапоги под вещмешком, голова – сверху. Шея ноет, будто врезали по ней ребром ладони. Резкий запах свежей кирзы уже не раздражает. Позабытый, но знакомый со срочной службы.
Ватные матрацы. Туловище, одеревенелое от сквозняков из всех щелей.
