главное звено, и именно там находится начальник связи.
– Товарищ капитан! Фрицы атакуют.
– Много? – спокойно спросил Лысов – ведь он ждал этой атаки.
– Много, товарищ капитан! Человек сто!
– Держитесь там. Сейчас подойду!
Он бросился к дверям, и адъютант старший глазами приказал писарю сопровождать капитана: последнего, дежурного, связиста он отпустить не мог.
Глава четвертая
Жалсанов как стоял, боком привалившись к стенке котлована, так и остался стоять. Только выложил винтовку между темными ломтями осенней глины. Колпаков и Малков молча встали по обе стороны и тоже выложили винтовки. Жилин с Засядько пробежали метров сто и юркнули в кустарник – когда-то они отрывали там парные окопы-«кувшинчики».
Они едва успели устроиться в тесных окопчиках, как начался минометный налет. До кустарника мины не долетали. Вся оборона батальона была как на ладони, и Жилин гораздо раньше Лысова определил и направление удара противника, и его замысел.
«Конечно, – думал он, – фрицу тоже требуется узнать, чего мы стоим на сегодняшний день и почему так активно примолкли. Ничего… рога мы ему сейчас собьем».
Сюда, ко второй линии обороны, осколки не долетали, но дым от разрывов доплывал – горьковато-пряный, возбуждающий.
Жилин видел, как мелькали каски наших солдат, как юлили по бурому бурьяну связисты, сращивая обрывы, и находил, что все идет правильно и опасаться нечего. Но тут вспомнился Лысов, и Костя на секунду заколебался. Комбату, ясно, потребуется пробраться на НП, а он, его связной, здесь. Непорядок.
«А-а… – мысленно махнул он рукой. – Не маленький, проберется. Людей много, возьмет на прикрытие».
И все-таки успокоения не пришло. Бой, он и есть бой, и комбату, конечно, было бы надежней с Костей – и привычка, и есть с кем перекинуться парой слов, и даже на ком сорвать злость. Но главным все-таки было не это. Костя привык к комбату и, может быть, по-своему любил. И беспокоился он о нем в те минуты не потому, что не сможет прикрыть его, спасти, а потому, что как нелюбящая, но преданная жена вечно беспокоится о своем баламуте-муже, отце ее детей, так и он боялся, как бы Лысов не натворил что-нибудь. «Не дело», как сказал бы Малков. Косте казалось, что он умел удерживать Лысова от ненужных, на его, конечно, взгляд, порывов, а иногда, наоборот, подталкивать, когда комбат колебался. А тут Лысов окажется один, без присмотра…
Была минута, когда Костя мог бы бросить снайперов и побежать к комбату, хотя был твердо убежден, что здесь, на этом месте, в этой неожиданной засаде, он нужней. Но сердце иногда бывает сильней разума.
Огонь минометов и артиллерии усилился, распространился почти на весь фронт батальона, а с первых траншей нашей обороны переместился и в глубину – немцы били по штабу батальона и ходам сообщения.
И тут началась атака.
Противник выскакивал резво, стремительно – застоявшиеся, хорошо тренированные солдаты словно распластывались
