насчет медведя Полинка сама и придумала. А теперь врет, что не имеет к этому никакого отношения.
– Ничего мы там не увидим.
– Глупость какая-то.
– У Полинки ветер в голове, придумала, а мы с тобой и поддались.
– Нет, забавно, конечно, ночью пойти, но…
– Но страшно.
Это Настя сказала истинную правду. И девчонки притихли. Но до вечера им так и не удалось придумать достойного предлога, чтобы с честью выйти из положения. Больше всего им хотелось, чтобы внешние обстоятельства сложились таким образом, чтобы неугомонная Полинка никуда сама не смогла бы пойти ночью. Родители бы ее, к примеру, среди недели приехали. У матери Полинки глаз острый и слух как у дикой кошки, при ней Полинке нипочем не удалось бы выскользнуть из дома. Это не бабушка, которая уже старенькая, нюх потеряла, вот и творит внучка при ней все, что захочет.
– Эта Полина вечно что-нибудь такое придумает. Мама говорит, если я не хочу, то могу с ней не дружить. Давай не будем с ней дружить. У меня от нее голова болит. Раздружиться – и конец!
У Шуры иногда от шумной болтовни Полинки голова тоже раскалывалась, но она все-таки не представляла, как из-за такого пустяка можно взять и «раздружиться» с Полиной. Конечно, Полина трещит много и не всегда по делу, но зато она веселая, и в голове у нее тысяча всевозможных проказ и проделок, с ней никогда не бывает скучно, как с умной, но любящей поважничать Настей.
– Нельзя. Она мигом поймет, что мы струсили.
Настя тут же принялась доказывать, что они вовсе не струсили, что это разумное, взвешенное решение взрослых людей, до которых Полине с ее детским умишком еще расти и расти.
– Не забывай, что она на два года младше нас. Она еще ребенок. А я иногда чувствую себя ужасно старой… Ну, прямо лет на шестнадцать.
Шура взрослой себя совсем не ощущала, но, чтобы не осрамиться перед Настей, подтвердила, что она тоже в душе уже шестнадцатилетняя особа, ну, или в крайнем случае четырнадцатилетняя.
Но когда после ужина девочки заявили Полине, что она их утомила, а потому они с ней больше не дружат, а потому ночью никуда не пойдут, Полина лишь рассмеялась.
– Так я и думала, что вы струсите!
– Мы не струсили. Мы просто не хотим идти у тебя на поводу.
– Ну, и сидите дома. А я одна пойду.
– Иди.
– И пойду.
– И иди.
– И пойду, пойду! А вы обе трусихи, так и знайте. И это не вы со мной, а я с вами дружить не желаю!
И Полина убежала. Настя тоже вскоре ушла к себе домой. И Шуре пришлось плестись к себе. Дома ее уже ждала мама.
– Я тебе постелила наверху.
И, протянув дочери второе одеяло, потому что ночь обещала быть прохладной, а на втором этаже не топили, сказала:
– Никак не пойму, зачем тебе понадобилось идти ночевать в мансарду? Там же холодно.
– Ничего.
– И не страшно
