никак не мог набраться смелости и пригласить куда-нибудь маму. Когда она бросила работать официанткой, они потеряли связь.
Около года спустя, вскоре после того, как мама начала ремонт в квартире нытиков Лоусонов, которую мы купили годом раньше, она как-то смотрела на циновку из рафии у магазина ковров на Эссекс-роуд, когда Малк проходил мимо. Как обычно. Малк десять минут притворялся, что рассматривал мохнатые оборки для лестничных ковров – и уже почти заказал несколько, так сильно он нервничал от того, что снова ее увидел. Он тоже жил на первом этаже; потом мы смеялись над тем, что лестничные ковры ему никак не могли быть нужны.
– Ты не мог просто притвориться, что ищешь новый ковер в гостиную?
– Тогда я не смог ничего придумать. Я очень растерялся, – говорил он непреклонно, и мы с мамой закатывали глаза.
Наконец, когда мама расплатилась за свою крафтовую циновку, она повернулась к Малку и сказала:
– Я собираюсь пойти куда-нибудь выпить. – Она показала «Нью Роуз Паб» напротив. – Что за черт – ты идешь со мной или нет?
– Иду, – ответил Малк. – Только дай мне… – и он посмотрел вниз на образцы ковров.
– Ты что-то хочешь купить? – спросила она его.
И Малк покачал головой, улыбаясь.
– Мне не нужны ковры. Мне вообще ничего не нужно! Я иду с тобой выпить!
Он переехал к нам год спустя, и в тот день мы устроили ему вечеринку, мы втроем и миссис Полл, в саду, даже повесили кое-какие украшения. Мне разрешили выпить малюсенький бокал шампанского. Мама купила кексы у Маркс & Спенсер, и это был очень значительный жест. Еще она купила себе новое ожерелье, и весь вечер она улыбалась, улыбалась во весь рот, так что даже было видно все зубы. Она ни разу не прикоснулась к Малку – она не любила показуху. Но она просто не могла перестать ему улыбаться.
И потом, через пару месяцев после переезда Малка, миссис Полл поехала в Лайм, в свои долгожданные каникулы. Мы с ней походили по магазинам, и она даже купила себе новое платье – джинсовое стеганое платье, очень практичное – и крепкие туфли на пробковых каблуках. В том городе у нее была школьная подруга, у которой она собиралась остановиться. Я все никак не могла с ней распрощаться, и потом мама, Малк и я махали ей, когда ее увозило такси, думая, как мы будем тут втроем дома, совсем одни. Надо сказать, что хоть я и старалась показать всем, что я уже взрослая и что мне больше не так уж нужна миссис Полл, я все равно ее очень ждала.
Но она не вернулась.
Мы долго не могли прийти в себя после смерти миссис Полл. И все же в своем завещании она просила нас продолжать жить обычной жизнью. «Будьте семьей». Так она сказала. И это оказалось легче, чем я думала, привыкая к нам троим: мне, маме и своему отчиму. Ведь нет большей радости, чем радость от того, что два человека нашли друг друга и сделали друг друга счастливыми, и тогда, и теперь. Маме и Малку замечательно вместе – как она обожает его, благоговеет перед ним, как смотрит на него с восхищением – моя колкая,
