меня. Простите. Гарриет нужно на воздух.
– Мама, – сказала Гарриет, когда у них за спиной захлопнулась тяжелая деревянная дверь церкви.
– Не сейчас.
Кто-то из паствы Годфри вполне мог при внезапном приступе любопытства последовать за ними.
Пен стащила Гарриет по ступеням церкви, проволокла по зеленой деревенской улице, через мост… Только на холме, на полпути к усадьбе, девочка вырвала руку и остановилась.
Пен посмотрела в лицо дочери и почувствовала, как сжалось сердце. Непреклонным взглядом, упрямством и горячностью Гарриет напомнила ей Гарри. Пен испытала прилив гордости, любви и тревоги. Подобная уверенность в себе и независимость восхищают в мужчине, особенно в мужчине, получившем графский титул. А деревенской девочке без отца они могут навредить.
– Мама, я не раскаиваюсь, что ударила Верити. Она подлая!
– Гарриет… – Как бы Пен ни была согласна с дочерью, насилие поощрять нельзя. – Верити в приюте новенькая. Ты знаешь, как трудно бывает новеньким.
Глаза Гарриет сузились, а челюсть превратилась в гранит.
– Знаю. Я пыталась с ней поладить, но она все время меня задирает.
В груди Пен снова вспыхнул гнев. Она изо всех сил старалась говорить ровно.
– Я поговорю с миссис Джо…
– Мама, Верити назвала меня ублюдком!
Пен замерла, открыв рот. Затем сердце забилось так сильно, что она испугалась, что оно выскочит из груди.
«Успокойся. Верити не может знать. Литтл-Падлдон – глухая деревенька в Кенте. Никто из нее не ездит в Лондон и не приезжает из Лондона или Дэрроу. Мы в безопасности».
Но Верити с матерью приехали из Лондона. Ее сердце забилось сильнее. Она не могла вздохнуть.
– Мама, я сказала ей, что ты вдова. Что папа погиб, сражаясь с Наполеоном. – Гарриет всхлипнула. – Она надо мной посмеялась. А потом показала на мои волосы и заявила, что это доказывает, что я ублюдок.
«О боже! О боже… Дыши глубже. Ты еще можешь все исправить».
– Если ты о пряди, я говорила тебе, что она появилась после той твоей лихорадки.
Десять лет назад, когда Пен поняла, что в положении, она решила уехать из Дэрроу и никогда туда не возвращаться. Даже согласись выйти за мужчину, выбранного для нее отцом и графом, когда у малютки появится эта седая прядь, станет ясно, кто настоящий отец ребенка.
Или того хуже: все решат, что она спала с Уолтером, а Гарриет сочтут его отродьем, коих в округе и без того хоть пруд пруди.
Однако прядь все не появлялась. Год за годом волосы Гарриет оставались темными. Пен даже начала надеяться, что так будет всегда.
Она почувствовала облегчение и одновременно, как ни странно, легкую грусть. Если быть честной, в глубине души ей хотелось этого зримого напоминания о Гарри.
«Я дразнила его: мол, у него в волосах запутался лунный свет».
А Гарри возмущался и протестовал.
В этом
