Думаю, через недельку будешь, как огурчик, а пока есть время поразмышлять о прожитом. В другие-то дни всё недосуг… Глядишь, философом станешь.
– Что ты имеешь в виду, изверг?
– Неизвестность с твоей Алинкой, – осторожно уточнил коллега. – Друзья, как говорится, познаются в беде. Сейчас снова позвонил ей на сотовый, безрезультатно.
Я грустно улыбнулся, забыв на время, что зубная формула у меня отнюдь не та, что была неделю назад.
– Зубки вставишь, опять же, – не преминул заметить Илья.
– Григорич, не мути воду, а, – взмолился я. – И так паршиво, а ты лишний раз подчёркиваешь мою ущербность.
Я обхватил голову руками, закрыл глаза и постарался собрать воедино всё положительное, что у меня оставалось на тот момент. Выходило не густо. Ощущение было такое: шагни я ещё чуть-чуть в том же направлении, и крыша съедет окончательно. Возврата назад не будет, я останусь в зазеркалье пожизненно.
– И ничего я не подчёркиваю, – вернул меня к действительности бывший однокурсник. – Тут к тебе товарищ сватается, вроде как из другого отделения, в пижаме… Вот я и думаю, пускать или нет?
– Это мой тренер по стрельбе, Лев Митрофаныч, – догадался я. Настроение тотчас поднялось: хоть один человек мной интересуется! – Пусти, конечно, не жлобствуй.
На этот раз Паскарь был в пижаме, из чего я сделал вывод, что его всё же госпитализировали к нам в неврологию.
Правда, вести себя он стал иначе – совсем не так, как неделю назад в поликлинике.
– Видишь, Федюнь, как всё обернулось-то, – развёл руками бывший тренер, усевшись в кресло у окна. – Плакала твоя Болгария, да и деваха… неизвестно где и с кем.
– Что вы имеете в виду? – насторожился я. – Алинка ни с кем, кроме меня, не будет, за это отвечаю головой. И отбросьте свои грязные намёки.
– Голова твоя, видать, недорого стоит, раз ты отвечаешь ею за то, чего не знаешь. Гляжу я на вас, – философски заметил он, закинув ногу на ногу. – Тех, кого тренировал, вырастил, можно сказать. Кто-то быстро перестроился, мобилизовался, свой бизнес раскрутил, владеет чёрт-те чем на заморских побережьях… А кто-то, вроде тебя, как был мудаком-идеалистом, так им и остался. Хотя я в своё время говорил: жизнь – не мишень, деньги – не пули, нельзя всё класть в одну корзину!
– Лев Митрофаныч, вы что, морализаторствовать ко мне пришли? – я резко присел на кровати, отчего голова слегка закружилась. – Так зря стараетесь, и без того на душе кошки скребут… Полная неизвестность, она хуже…
– Все твои проблемы выеденного яйца не стоят, – перебил вдруг жёстко Паскарь. – И неизвестность тоже. Можешь мне поверить в первом чтении. У девахи твоей очередной заплыв, не более… Разумеется, налево. Накувыркается, очухается и приползёт, не сомневайся. Если нужны доказательства, я раздобуду их в два счёта, но лучше обойтись без них. Просто сделай вид, что ничего не случилось. Ты спросишь, откуда мне известны эти подробности? Не всё ли равно?!
