и всхрапнуть. Что-то подсказывало мне, что сопротивляться, кричать, вообще выражать какое-либо недовольство в моей ситуации бесполезно.
Наконец путешествие закончилось. Меня вывели из джипа и сорвали с глаз скотч. Казалось, на скотче остались мои веки. Я стоял возле дощатого забора, вдали простиралась то ли деревенька, то ли небольшое село. Одноэтажные деревянные дома навевали воспоминание о детстве. Вдали алел край небосвода, значит, там должен быть восток, я попытался сориентироваться, но у меня ничего не получилось.
– В калитку, кадило! – прозвучало сзади, и мощный толчок в спину придал мне такой импульс, какой в школе на уроках физики никто не проходил. Мы – я и двое братков – поднялись на крыльцо, кое-как миновали тёмные вонючие сени и, наконец, оказались в просторной комнате с печкой посредине. Усадив меня на скрипучий табурет, братки «отстегнулись», застегнув мои руки сзади, и отошли к подоконнику. На небольшой диванчик уселся Лупоглазый, достал сигареты, закурил и опять, как в квартире убитого, уставился на меня.
– Вляпался ты конкретно, кадило. Советую хорошо подумать прежде, чем решишь что-то вякать. Зачем замочил Гамбита? На кого шестеришь? Под кем ходишь и на что откликаешься?
– Откликаюсь я на фамилию Чеклецов, – начал я с последнего вопроса, – зовут Фёдором, работаю хирургом в больнице. К Гамбиту никакого отношения не имею, просто оказался в неурочный час в неурочном месте…
Я изложил всё, начиная с «лежачего полицейского» и заканчивая разговором с Паскарём. Как ни странно, меня выслушали, не перебивая.
– Складно брешешь, надо признать. Кто же тогда грохнул Гамбита? Тот паренёк, что попался навстречу? Где он теперь?
Лупоглазый сделал какой-то знак. Оказавшийся сзади меня браток неожиданно ткнул меня горящей сигаретой в ухо. Я взвился от боли. В череп словно потекла огненная лава. Из-за наручников я не мог достать сигарету, мотал головой, скрипел зубами, изгибался, свалился на пол, несколько раз ударился головой о доски, пока сигарета, наконец, не выпала.
Кто-то очень сильный схватил меня под мышки, поднял с пола и усадил на табурет. Перед глазами промелькнула его пятерня с наколкой в виде розы ветров между указательным и большим пальцами.
Ухо горело, невыносимая боль пронзала голову. Словно в ухо, как в канал зуба, кто-то тыкал раскалённым зондом.
– У нас мало времени, кадило! – спокойно констатировал Лупоглазый. – Выбор у тебя невелик: либо ты колешься насчёт Гамбита и отчаливаешь в мир иной быстро и безболезненно, либо молчишь, как окунь, но всё равно отчаливаешь, только с обугленными ушами, носом… Прикинь, сколько у тебя свободных дырок. Ты всё понял?
В этот момент сзади скрипнула дверь, и к Лупоглазому на цыпочках прошествовала стройная симпатичная брюнетка лет двадцати. Бросив на меня мимолётный взгляд, она обняла Лупоглазого за шею и что-то прошептала на ухо. Тот хмыкнул и почесал в затылке.
– Ты думаешь? – он посмотрел
