искушению, готовая к новым зрительным иллюзиям или причудливым играм воображения. Она медленно двигалась вдоль стен с полками, где лежали шляпки, сумки, платки, обувь. Теперь она заметила среди шляпок, ту, что была надета на голове Бусинки, а среди обуви легко нашла ее пару маленьких туфель. Сам портрет так и стоял у пыльного окошка. Люська чувствовала взгляд Бусинки, который, казалось, сопровождал ее, следил за ней. А когда Люська подходила к картине, Бусинка делала вид, что смотрит мимо нее, куда-то вдаль, сидит, подняв коленки к подбородку, уставившись взглядом в пустое пространство.
– Нет, меня не проведешь, – обратилась к ней Люська. Я знаю, что ты знаешь, что я здесь, ты сама меня позвала. Ты хочешь сказать мне что-то? Попросить о чем-то? – Люська замолчала, как будто ожидала ответа. Но Бусинка молчала. Люська насмешливо улыбнулась, показав язык хитрой девчонке. Постояла, задумавшись, а потом решила снова попробовать разъединить слипшиеся картины. Обеими руками она ухватилась за раму первой картины, приготовилась напрячь все силы, как неожиданно картина легко отделилась от соседней. «Вот так-то! – выдохнула Люська и с радостью победителя зачем-то взглянула на портрет Бусинки.
И теперь уж точно, это не было иллюзией или воображением: девочка – двойник смотрела не куда-то в пространство, а прямо на Люську. Вдобавок, она тоже улыбалась!
– Ага, – произнесла торжествующе Люська, – вот что ты хотела мне сказать. Что теперь картины можно повернуть и посмотреть. Хорошо, спасибо, разрешила, – добавила она иронически. – Это я сейчас и сделаю.
Люська стала переворачивать и расставлять картины. Она поняла, что каждую «партию» картин объединили только по размеру, а не по жанру. Расставив первую стопку, она увидела, что здесь, кроме портретов людей, есть и натюрморты, холсты с цветами в вазах и кувшинах, картины с животными, птицами и просто природа: деревья, поле, луга, узнаваемые местные пейзажи. Люська стала разбирать и ставить картины по жанрам. Разобрав вторую стопку, она присоединила к двум женским портретам из первой партии, еще четыре – три мужских, один женский и еще портрет двух мальчиков. Младший сидел на стуле, старший, по-видимому, брат, стоял рядом, зажав в руке книгу. Люська увлекалась работой и опять не заметила, как в зале стало совсем темно. Здесь темнело быстро, поскольку все три окошка, и без того тусклые и маленькие, закрывались нависшими ветками деревьев и листьями винограда. Очень хотелось пить, есть тоже, но чувство голода переживалось ею всегда намного легче, чем жажда. Недаром мама звала ее «водохлебом». Принесенную с собой бутылку воды она уже выпила, отыскала на столе забытую днем раньше бутылку: там оставалось еще немного воды. Допила и ее, но пить все равно очень хотелось.
– Жаль, придется спускаться. Я не могу жить без воды, уж извините, – сказала она вслух, как будто кто-то мог возразить. Но сделав последний большой глоток, она чуть не поперхнулась, заслышав из какого-то угла шепот и хихиканье. Люське стало не
