посмотрел, какой дождь ему больше нравится… а не так вот, какой пошел, такой пошел…
Дождь неожиданно кивает:
– Да… это несправедливо.
Оживляюсь:
– Вы… вы тоже так считаете?
– Ну, разумеется.
Молчим. Слушаем стук собственных капель.
Дождь осторожно добавляет:
– Если бы я мог что-то изменить… я бы это сделал.
Хочу добавить, что изменить ничего нельзя – не добавляю. И так уже все понятно, что дожди, которые уже прошли, никогда не будут сниматься в кино.
Думаю, почему мы еще есть, хотя нас не должно быть.
Думаю, куда деваются дожди после того, как они прошли.
Расходимся по домам. Думаю, как дожди могут жить в доме.
Думаю, может ли один дождь убить другой дождь – например, из зависти.
Думаю, что на это скажут другие дожди.
И что они будут делать.
И найдут ли они убийцу – что-то подсказывает мне, что не найдут, потому что дожди не оставляют отпечатки пальцев…
Я говорю – дом
Человек боится меня.
Человек не понимает.
Я сам боюсь.
Боюсь, что не получится.
Я говорю человеку – дом. Человек не понимает, человек видит громадину многоэтажки, я злюсь на себя, что не получилось.
Я добавляю – уютный сельский особняк. Человек оживляется при слове уютный, человек наконец-то начинает видеть, что я ему показываю. Я добавляю – старинный, понимаю – попал в точку.
Я говорю – октябрьский вечер, нанизываю еще одно слово – промозглый, человек поеживается. Удачно, говорю я себе, удачно – посреди промозглого вечера старинный дом становится еще уютнее. Свет в окнах, говорю я, янтарно-желтый свет – окна вспыхивают. Капли дождя на черных ветках, говорю я, блестящие капли дождя.
Человек понимает.
Иди к дому, говорю я, чего ты ждешь, здесь же холодно, порывы ветра пробирают до костей – иди в дом, это твой дом, особняк на окраине городка…
Я уже не говорю, какой городок, человек видит его, видит старинные шпили, маленькие церквушки, мощеные улицы, разные фонари, причудливые вывески над витринами лавочек…
Человек идет домой. Поворачивает ключ в замке, снимает пальто – спохватываюсь, что я ничего не говорил про ключ, про замок, про пальто, – он сам додумал.
Огонь в камине, шепчу я. Получается неубедительно, я говорю – отблески пламени на стенах, потрескивание дров. Перед человеком сами собой появляются почерневшие уголья, сквозь которые проступают раскаленные докрасна трещины.
Глинтвейн, говорит человек.
Яблочный пирог, говорил человек.
Ветер за окнами, говорю я.
Дождь по крыше, говорю я.
Ветви по стеклу, говорю я.
Время близится к полуночи. Мы не говорим этого – просто понимаем.
Спальня,
