очень. Кто-то заточкой-то тебе бок проткнул! Не за что будто бы, а сделал гадкое свое дело, гнида. А кто? – Он снова покачал удрученно головой, рассматривая двух королей, выпавших сбоку от дамы червей. Но комментировать комбинацию никак не стал, продолжая неторопливо рассуждать. – А кто, ты не знаешь. И никто, выходит, пока не знает, раз тебя никуда не вызывают. Ни на опознание, ни на беседу. А может, и не узнаю вовсе. А все почему?
– Почему? – отозвалась эхом Алиса, зажав коленками ладошки.
– А потому, что мусорок нынче ленивый стал. За спасибо грудь выпячивать не будет под свинец. Ему куда проще такого, как я, сграбастать да отчитаться. Ведь если бы не ты, сидеть бы мне уже. Вмиг сколотили бы дело, все на меня списали бы. И нападение на тебя с целью грабежа. И Шурку твою покойную вспомнили бы. И тоже бы на меня отписали.
– Так вас тогда еще в городе не было как будто! – удивилась Алиса.
– А кого этот вопрос взволновал бы, милая? – Аристов зло ухмыльнулся. – Им бы был повод от твоей заявы отписаться, чтобы ты занозой не сидела в их толстых задницах, и все. Поверь мне, знаю, что говорю. Повидал я всяких мусоров! Две ходки у меня за плечами. Просто оказался не в то время не в том месте, меня и сцапали, хотя и не у дел я был. Не у тех дел…
Аристов вдруг умолк, засопел, засмущался, будто ляпнул что-то лишнее. Может, и ляпнул, только Алисе дела до этого не было никакого. В смысле, не интересовало ее его прошлое загадочное. Ее больше собственное будущее беспокоило. И безопасность еще! А он вон каким безрадостным ее будущее рисует. Не будет, говорит, никто его ей устраивать, и о безопасности заботиться тоже.
– А как же Сашка? – выдала она вслух тайные свои мысли. – Он же что-то такое говорил, что хлопочет там и все прочее.
– Участковый-то? – Аристов сдвинул очки на лоб, покачал годовой недоверчиво. Поскреб бок под полосатой пижамой. – Он, может, и сохнет по тебе, но кишка у него тонка против…
И он снова замолчал.
– Против кого? – Она ткнула пальцем в короля виней. – Против вот этого? Чего молчите?
– Может, и против этого, – забормотал он снова едва слышно. – А может, и еще против кого. Серьезный кто-то тебя заточкой-то в бок, милая, писанул. Не хулиган и не блатной. Это почерк урки со стажем. С хорошим стажем.
– Чего же он тогда промахнулся, урка ваш?
– Не мой он, детка, – темные глаза Аристова опять сделались похожими на два бездонных колодца, как давеча в кухне, когда с Сашкой он собачился. – Никогда я не убивал. И дружбы не водил с душегубами. – И он снова с удовлетворением изрек: – Вор я, детка!
Карты Петр Иванович раскидывал еще с полчаса. Нагадал ей казенный дом, но он будто бы уже у нее случился, отлежала же она в больнице. Потом болезнь и слезы. Это тоже было. Еще какую-то нехорошую любовь. Это он на Сашку намекал, поняла сразу Алиса. Больно уж много сделал комментариев и предостережений на его счет. Чего-то не понравился он Петру Ивановичу. Сильно не понравился. И под самый финал, когда она уже отчаялась услышать что-нибудь доброе и хорошее о своем будущем,
