в эту самую минуту в ближайшей комнате послышался резкий свист. Молодой человек приподнялся, чтоб посмотреть, кто свистит.
Перед ним стоял тоненький, улыбающийся офицер в очках, с белыми эполетами.
– А, мон-шер! – закричал офицер во все горло, так что все читавшие невольно вздрогнули, – бон-жур… Какое на тебе чудесное пальто! и бобер славный! ты мастер одеваться. Вчера мы всё об тебе говорили с Базилем; он ужасно тебя любит. Какой, братец, славный малый Базиль! Мы с ним третьего дня в Екатерингоф на тройке ездили.
– На тройке! – возразил молодой человек, – неужто? я на тройке смертельно люблю ездить… Выпьем-ка шоколаду.
– Гарсон! еще чашку шоколаду, – закричал офицер… – Какие, мон-шер, политические интересные новости… ведь я все французские газеты читаю… Тьера сменили, Гизо всё такие речи говорит… Ну, а ты не был вчера в театре… Ах, как Андреянова протанцевала, мон-шер, сальтарелло с Гридлю – прелесть просто! А-га! да вот и наши театралы собираются.
Офицер обратился к двум вошедшим: статскому маленького роста, бледному, одетому с изысканной простотой, со сморщенным лицом ребенка в английской болезни, с движениями старой кокетки среднего сословия, – и к офицеру с золотыми эполетами, довольно плотному и румяному.
– Здравствуйте, господа, – сказали офицер и статский в одно время, один голосом мужественным и твердым, другой немного в нос, протяжно и с какою-то изнеженностию, не совсем понятною в мужчине.
– Отчего же вы меня причисляете к театралам? – спросил последний, обращаясь к офицеру с серебряными эполетами, – я в театре не бываю так часто и, кажется, не волочусь ни за кем. Мне театры наскучили – я слишком много насмотрелся на парижские и венские театры…
Говоря это, он растирал рукою грудь, как будто чувствовал боль в груди.
– Нет-с, да это я не про вас сказал, – отвечал офицер с серебряными эполетами, – я…
– А! это на наш счет, – перебил офицер с золотыми эполетами, – а! понимаем!..
– Уж конечно, после парижских театров на здешние смотреть не захочется, – продолжал офицер с серебряными эполетами, – я ведь будущей весною поеду и в Париж, и в Лондон, и в Мадрид, везде: меня на казенный счет посылают; ну а если не пошлют на казенный счет, так я на свой поеду. Что ж! я, слава богу, имею состояние хорошее.
– Горькой водки и пирожок! – закричал офицер с золотыми эполетами.
– Сахарной воды! – сказал статский. Мальчик явился с подносами.
Статский взял стакан с водою, отпил немного, поставил его на стол и посмотрел в лорнет на мальчика.
– Какой хорошенький мальчик, – прошептал он, поправляя свой шейный платок, – какое у него приятное выражение в глазах!
– Сядемте, господа, вон к тому столу, – сказал офицер с золотыми эполетами.
Все уселись у стола.
– А знаете ли? сегодня «Сильфида», –
