витрину, а у меня осталось легкое покраснение на лбу – на самом видном месте.
Наверное, в тот момент мне страстно захотелось стать такой же, как столичные менеджеры – уверенной в себе, красивой, убедительной. И также работать с чистым товаром в ярких упаковках. Поэтому, ничего не зная о предмете своего будущего бизнеса, я уверенно разговаривала, знакомилась, представлялась. Даже забежала на соседнюю промышленную выставку, купила ярко-красный гольф с коротким рукавом, переоделась и вернулась обратно. Я пыталась объяснить, что собираюсь продавать их товар в Крыму. Две трети поставщиков мне отказали сразу и мотивировали это тем, что рынок давно поделен, и мне на нем нечего делать – не пустят. Одна треть согласилась со мной работать. И я, во что бы то ни стало, поставила перед собой цель оправдать это согласие. Конечно, позже оправдывала, как могла. Училась на ходу. Помню, что свое первое оборудование я продала по себестоимости – запуталась с наценкой. То-то клиент обрадовался!
После приезда с выставки я зарегистрировала на свое имя частного предпринимателя в надежде, то муж займется продажами: это была его давняя мечта. Был взят товарный кредит, оформлена дорогущая аренда, смонтирована мебель, а через месяц я вдруг поняла, что моему мужу все это не интересно. Через пару месяцев я осталась одна, безо всякой поддержки. Любые просьбы о помощи вызывали у моего благоверного, привыкшего к другим отношениям в бизнесе – с большими оборотами и серьезными партнерами – раздражение и даже возмущение: «Я деньги вложил! Где прибыль?». Именно так когда-то любил говорить мой первый соучредитель Владислав Олегович. Главное, и возразить было нечего: деньги-то действительно были вложены. В налоги, аренду, витрины, первые закупки.
Как раз в тот момент случилась Оранжевая революция. Торговля как-то сразу умерла, клиенты больше не приезжали в мой маленький торговый рай, освещенный многочисленными фонариками. Я попала в тупик, а заодно и в долговую яму. Это была настоящая клаустрофобия – четыре черные стены и никакого выхода. Хорошо помню те дни. Начало зимы. Я стояла возле входа в холл здания, где расположились мои никому не нужные витрины с никому ненужным теперь товаром, смотрела на улицу. Мрачно, серо. Цветы в объемных кадках холла застыли холодными безжизненными изваяниями. Сыпала редкая ледяная крупа; всё казалось сухим, безжизненным, замерзшим. Думалось, что жизнь тоже умерла, и ничего больше не будет – никогда. И это была даже не обычная человеческая тоска, а какая-то всеобъемлющая вселенская печаль, как перед концом света. Это были третьи сутки Оранжевой революции. Все мои поставщики митинговали на Майдане, никто не работал.
Но конец света, как ни странно, в тот день так и не наступил. Был вечер, потом ночь, а утром я стала искать выход. При всей своей предпринимательской девственности я стала понимать, что муж мне не помощник, он и так «вложил в меня деньги», как было сказано ранее. У него было свое достаточно прибыльное новое дело, которое
