него, и выведешь быстрее.
Я внимательно слушал дядины подсказки, но не успевал ими воспользоваться. Видя свободные лунки у дяди во «дворе», я торопился занять их, суетился, покидал в спешке свои позиции, радуясь, что приближаюсь к своему «дому».
– Не мельтеши, Вартан, учись держаться достойно. Я смотрю, ты удачлив, сынок. Камни выпадают тебе знатные. Осмотрись, прежде чем продвигаться по доске. Не решай сгоряча. Соперник может сделать ложный выпад, приманить тебя легкой добычей, а ты гляди в оба, не поддавайся.
Мы сидели за круглым кованым столиком в нашей мандариновой рощице за домом. Тогда, в детстве, он казался мне очень крепким и массивным. Теперь я понимаю, что он был совсем не велик: доска для игры в нарды занимала его почти полностью, оставляя с боков узкие полулунья для сорванных мандаринов. Они в этом году поспели как никогда рано. Ветки, обсыпанные плодами, клонились к столу – год выдался урожайным. Я сидел на краешке стула, подложив школьный рюкзак себе под ноги, и думал, как перехитрить дядю.
– Посмотри, Вартан, какой край нам достался! – говорил дядя Гурген, откинувшись на спинку стула и разводя в воздухе руками. – Повезло родиться в таком благодатном месте! Море, зелень, фрукты, горы! Богатый край. А посмотри, какая у нас осень! Помню, один российский журналист, приехав в Абхазию, так сказал про нашу осень: «Она пришла и сбрызнула улицы налитыми виноградными гроздьями, наполнила дворы дубовыми бочками с чачей, развесила по садам смокву, киви, гранат, разбросала по земле, словно изумруды, горсти фейхоа».
Я привстал на рюкзаке, дотянулся до свисающего с ветки мандарина, сорвал его и положил рядом с доской, до следующего хода. Дядя улыбнулся, схватил ртом висящий рядом мандарин и съел его прямо с кожурой. Помню, как я удивился, когда первый раз увидел, что дядя так ест мандарины. Это был день моего рождения, мне исполнилось пять. И как всегда, самые вкусные фрукты в нашем саду еще не поспели: хурма и мандарины висели на ветках унылыми плотными зеленоватыми шарами, которые годились разве что только для обстрела случайно оказавшегося поблизости неприятеля. Я сидел на диване, дожевывал сладкий суджух6 (отец не любит, когда его называют чурчхелой) и ждал праздничную мамалыгу. И тут распахнулась дверь, и в дом вошли дядя Гурген, тетя Ануш и их сын Сурен. Дядя нес за спиной огромный мешок, тетя еле удерживала в охапке какие-то кульки, а Сурен тащил две большие сумки. Сумки сразу отправили к маме на кухню, кульки разложили передо мной, а мешок дядя аккуратно положил на пол у своих ног. В моих кульках оказались алани7, пахлава и горы разных орехов. Дядя тронул ногой лежащий рядом с ним мешок, и из него покатились огромные спелые мандарины. Он поднял один, обтер о штаны и съел, не очищая. В тот день я узнал, что дядя Гурген стал владельцем рынка. Я сразу полюбил его новую работу. И тетя Ануш тоже. Пока я прыгал по кухне как бешеный, набивая рот то одной сладостью, то другой, она говорила маме:
Сладкий суджух – армянское лакомство, напоминающее грузинскую чурчхелу (ядра грецких орехов, нанизанные на нитки и окутанные виноградной или абрикосовой массой). Особенностью приготовления сладкого суджуха, влияющей на вкус, является использование смеси трех пряностей (корицы, гвоздики, кардамона), не применяемых в чурчхеле.
Алани – сушеные персики, начиненные грецкими орехами, изюмом и медом.
