при этом немного покраснела.
– Действительно, – продолжал Павел докторальным тоном, – он бросился на нее с ножом, а потом, как все дрянные люди в подобных случаях делают, испугался очень этого и дал ей вексель; и она, по-моему, весьма благоразумно сделала, что взяла его; потому что жить долее с таким пьяницей и негодяем недоставало никакого терпения, а оставить его и самой умирать с голоду тоже было бы весьма безрассудно.
– Да этот бы господин Постен и содержал ее и кормил, коли очень ее любит! – возразила Анна Гавриловна.
– Что любит ее или нет господин Постен – этого я не знаю; это можно говорить только гадательно; но что господин Фатеев погубил ее жизнь и заел весь ее век – это всем известно.
– Так, да, – подтвердил эти слова Павла и Еспер Иваныч.
– Век ее заел! – воскликнула Анна Гавриловна. – А кто бы ее и взял без него!.. Приехавши сюда, мы все узнали: княгиня только по доброте своей принимала их, а не очень бы они стоили того. Маменька-то ее все именье в любовников прожила, да и дочка-то, верно, по ней пойдет.
– Опять и это тоже вопрос, – возразил Павел, – что хуже: проживаться ли в любовников или наживаться от них? Первое еще можно объяснить пылким темпераментом, а второе, во всяком случае, значит – продавать себя.
Анна Гавриловна опять немного покраснела; она очень хорошо поняла, что этот намек был прямо на нее сказан. Еспер Иваныч начал уже слушать этот разговор нахмурившись.
– Она там сама делай – что хочет, – начала снова Анна Гавриловна, – никто ее не судит, а других, по крайней мере, своим мерзким языком не марай.
– Кого же она марала? – спросил Павел.
– Да нашу Марью Николаевну и вас – вот что!.. – договорилась наконец Анна Гавриловна до истинной причины, так ее вооружившей против Фатеевой. – Муж ее как-то стал попрекать: «Ты бы, говорит, хоть с приятельницы своей, Марьи Николаевны, брала пример – как себя держать», а она ему вдруг говорит: «Что ж, говорит, Мари выходит за одного замуж, а сама с гимназистом Вихровым перемигивается!»
Еспер Иваныч еще более при этом нахмурился. Ему, по всему было заметно, сильно не нравилось то, что говорила Анна Гавриловна, бывшая обыкновенно всегда очень осторожною на словах, но теперь явившаяся какой-то тигрицей…
Что делать – мать, и детеныша ее тронули!
– И это, вероятно, сплетня из какого-нибудь весьма неблаговидного источника! – произнес Павел и более уже не говорил об этом предмете.
Все, что он на этот раз встретил у Еспера Иваныча, явилось ему далеко не в прежнем привлекательном виде: эта княгиня, чуть живая, едущая на вечер к генерал-губернатору, Еспер Иваныч, забавляющийся игрушками, Анна Гавриловна, почему-то начавшая вдруг говорить о нравственности, и наконец эта дрянная Мари, думавшая выйти замуж за другого и в то же время, как справедливо говорит Фатеева, кокетничавшая с ним.
Безумец! Он не подозревал, что только эта Мари и придавала прелесть всему этому мирку; но ангел, оживлявший его, отлетел из �
