мне задание. А женскими фигурами и мордашками меня не удивишь. Я в течении двух лет порнуху снимал, так что насмотрелся.
– Больше не снимаешь?
В глазах бизнесмена мелькнул огонек интереса.
– Контору накрыли. Могли бы откупиться, но решили, что и так проскочат. Не проскочили. Теперь сидят. Я чудом уцелел. Забыл в машине чистые кассеты и вышел на улицу, а тут их накрыли. Видеокамеры лишился, она осталась на точке. Больших денег стоила. Зато шкуру спас.
– Снимать чужие попки дело веселое. Но когда одна из них сама идет тебе в руки, совсем другой коленкор получается. В принципе, ты мне симпатичен. Твой телефон у меня есть.
Бизнесмен вытер губы салфеткой. Денег тут же подскочившему официанту он не дал, лишь расписался в счете. Вставая, сказал:
– Попробуй устриц. Свежайшие.
«Да, такой дядя на пляже смотреться не будет», – мелькнула дурацкая мысль в голове оператора, когда он смотрел на грузную фигуру, направлявшуюся через зал к выходу. Опять ему не повезло. Надо было приходить на встречу в рваных джинсах, небритым и лохматым.
На столе половина деликатесов осталась нетронутой, официант убрал лишь тарелки и приборы ушедшего. Есть Данила не хотел, к тому же он не понимал, что за экзотическая пища перед ним. Ресторан специализировался на французской кухне, а подающий надежды реформатор кинематографа за пределами России еще не бывал. За шесть лет после окончания института ничего так и не заработал, хватало только на поддержание штанов. Возомнив себя гением, он ждал настоящих предложений. Амбиций в нем было куда больше, чем трезвого взгляда на жизнь. Сегодня десять минут протирал диплом от пыли, и напрасно. Утром проглотил только рыночную полутухлую тушенку.
Данила налил себе вина, откинулся на спинку стула и начал разглядывать публику. Он любил человеческие лица, глаза, но ничего интересного не увидел. Сплошные уродцы для массовки лент великого Федерико Феллини. Не нашлось ни одного персонажа, достойного крупного плана. Так, как любил снимать его кумир Серджо Леоне в своих спагетти-вестернах, где герои разговаривали взглядами без текста под гениальную музыку Морриконе.
– Балдеешь, Данька?
Он вздрогнул от оглушившего его мощного баса, подался вперед и обернулся.
Перед ним стоял высокий здоровяк с обветренным смуглым лицом и светло-голубыми глазами, которые походили на васильки и резко контрастировали с жесткими чертами лица, словно высеченными скульптором, бросившим работу незаконченной. На вид ему было лет сорок, хотя морщин на лице скопилось больше, чем синих прожилок, обозначающих реки на географических картах. Кто-то бороздил это лицо, но так его и не засеял, если не принимать в расчет недельную небритость.
– Андрей Макарыч? Вот так встреча! – удивленно воскликнул Данила.
Огромный мужчина шагнул к столу и кивнул на пустой стул.
– Позволишь присесть?
– Садись, Андрюша. Я один.
На
