Прежде-то как изменял, – это забыл?
– Ну да, как же! Очень всем нужно было меня. Тебе еще мало, что меня душит целые дни тоска, – мало этого, что бывают минуты хоть резаться, – произнес Рымов и бросился на кровать.
Несколько минут продолжалось молчание.
– Мамочка, что это ты говоришь! – начала Анна Сидоровна, вставая и подходя к мужу. – Зачем ты это говоришь? Я думаю, страшно.
– Страшно? Нет, моя милая, не умереть, а жить, как я живу, страшно.
Анна Сидоровна опять села на постель.
– Витечка! Что это такое? Я лучше сама за тебя умру!
Комик отворотился к стене и начал чрезвычайно впечатлительным голосом:
– «Умереть!.. Уснуть!.. Но, может, станешь грезить в том чудном сне, откуда нет возврата, нет пришлецов!..»[8]
Анна Сидоровна сидела, подгорюнившись.
Послышался в сенях сильный стук.
– Кто-то, должно быть, приехал, – воскликнула Анна Сидоровна, вскочив.
– О, черт бы драл! – проговорил Рымов и захлопнул дверь.
В первой комнате кто-то кашлял.
– Поди, мамочка, какой-то мужчина, – сказала Анна Сидоровна, заглянув в щелку.
Рымов с досадою надел пальто и вышел.
Перед ним стоял Аполлос Михайлыч.
Разговор несколько минут не начинался.
Дилетаев был поражен наружным видом комика, который действительно был очень растрепан; стоявшие торчками во все стороны волосы были покрыты пухом; из-под изношенного пальто, застегнутого на две только пуговицы, выбивалась грязная рубашка; галстука совсем не было; брюки вздернулись и тоже все были перепачканы в пуху.
– Честь имею кланяться, – заговорил, наконец, Аполлос Михайлыч, – не обеспокоил ли я вас; вероятно, вы отдыхали после обеда?
– Да-с, – отвечал Рымов.
– Не знаю, нужно ли мне рекомендоваться вам, но, впрочем… Аполлос Михайлыч Дилетаев.
Хозяин поклонился, гость сел и, опершись на свою палку, начал следующим образом:
– Первоначально позвольте узнать ваше имя и отечество?
– Виктор Павлыч.
– Вчерашний день, Виктор Павлыч, я имел удовольствие слышать о вас чрезвычайно лестные отзывы; но предварительно считаю нужным сообщить вам нечто о самом себе; я немного поэт, поэт в душе. Поэт, так сказать, по призванию. Не служа уже лет пять и живя в деревенской свободе, – я беседую с музами. Все это вам потому сообщаю, что и вы, как я слышал, тоже поэт, и поэт в душе.
– Я ничего не пишу.
– Да… но это все равно – вы актер!
Рымов покраснел.
– Я это хорошо знаю и поэтому решился обратиться к вам с предложением: не угодно ли вам принять участие в благородном спектакле, который будет у меня в доме?
Рымова подернуло.
– Я давно уж отстал и отвык, – произнес он.
– Не беспокойтесь, я эти вещи очень хорошо понимаю, – художник до самой смерти остается художником.
Умереть!.. Уснуть!.. – слова из монолога Гамлета в трагедии Шекспира «Гамлет».
