выводил Дашу из корпуса и оставлял на одной из скамеек, охраняющих широкую заасфальтированную дорожку. Другие пациенты выходили без сопровождающих. Здесь встречались молодые, но в основном были люди зрелые, по большей части – мужчины. Дашу поначалу удивляло отсутствие стариков и старушек, она объяснила это дороговизной клиники, объяснение было так себе, но девушка перестала разглядывать соседей, прогуливалась по главной аллее, отдыхала на скамье, снова прогуливалась и ждала. Ждала вечера, ждала следующего дня, следующей недели. "Шесть недель, – повторяла себе, – шесть недель, и я вернусь к Марику". Сомнения испарились: раз хозяева оплатили лечение, значит: ждут её обратно. Погода стаяла солнечная, в редкие дождливые дни Даше выдавали шуршащий плащ с капюшоном и силиконовые галоши. В дождь гулялось приятнее. Тёмный от воды асфальт отражал бесформенную фигуру на тонких ножках, по полиэтилену накидки стекали прозрачные струи, в листве тянущихся с двух сторон лип небо шепталось с ветвями. На лавочки никто не садился, гуляющие собирались в просторной беседке в глубине парка и болтали, Даша к ним никогда не присоединялась, ей претило кокетство малочисленных женщин, хмельных от избытка комплиментов. Время превратилось в однородную вязкую субстанцию, приправленную закваской, черпай хоть половником – не убывает. Листья берёзы за окном – единственной Дашиной подруги – из ноготков выросли в подобие детских ладошек и приобрели насыщенный цвет, а девушка всё твердила себе про шесть недель. Она лишилась способности отмерять уходящие дни. Память тоже стала подводить. Тихий час после обеда Даша посвящала воспоминаниям. Флюоресцирующие картинки и беспорядочные звуки, атакующие мозг после приёма капсулы, начинали ослабевать, возвращалась способность сосредоточиться – не полностью, конечно, процентов на десять, но всё же. Лёжа на кровати, Даша устремляла взгляд в потолок, высматривая микроскопические трещинки в тонком слое белой акриловой краски, и заставляла себя представить лицо Марика. Получалось не сразу и чем дальше, тем больше требовалось усилий. Воображаемый мальчик улыбался или плакал, иногда звал её, иногда просил прощения за то, что до сих пор не нашёл. Спустя три-четыре дня вместе с Марком стал приходить другой мальчик, Даша наверняка знала его, но не могла вспомнить имени. Тот, другой, непостижимым образом напоминал её детские фотографии. Незаметно для себя она стала уделять больше внимания второму мальчику и внутренне ликовала, когда он называл её мамой. Час воображаемого общения с ним стал для Даши потребностью. "Кто ты?" – хотелось спросить, но Даша боялась обидеть или спугнуть. "Кто он?" – мысленно обращалась она к Марику, тот смеялся: "Тебе лучше знать, мама!"
– Шесть недель! – как заклинание шептала она, когда мальчики исчезали. – Шесть недель осталось потерпеть, и я их обниму!
Потом Марк стал приходить реже, стоял в сторонке, ожидая, когда мама и его друг наговорятся, а потом и вовсе пропал.
В тот день незнакомый мальчик был печален. Он пожимал плечами на вопросы о Марике. Вздыхал, когда Даша говорила, как рада ему.