шапки понимают человека.
Спиридоньевна. Уж именно, судырь!.. Может, наскрозь видят, кто каков есть человек.
Матрена (зятю). Садись, батюшка, за стол-то… (Дочери.) Поди там, вынимай из печи-то, что есетко… (Спиридоньевне.) Анна Спиридоньевна! Потрапезуй, матка, с нами… (Дяде Никону.) Полно, старый хрен, болтаться-то тут тебе, словно мотовило. Залезай в передний-то угол.
Дядя Никон (садясь). Залез, баушка!.. Я те водки привез, ей-богу! Шельма твой Анашка, питерский, ведь, кулак, распоясал мошну на один полштоф да и думает: баста! «Нет, брат, говорю, шалишь! С тетки Матрениным пирогом еще надо водку пить!..» (Вынимает из кармана полуштоф и гладит его.) Вот оно, благословенное-то мое!.. Вынимай, баушка, ковши да ендовы!
Матрена (ставя из шкафчика небольшие стаканы). Пьешь и стаканчиками, – ныне вино-то дорогое!
Все садятся за стол;
Лизавета подает щи и свеженину.
Ананий Яковлев (жене). Что ж, садитесь и вы! Маменька, позвольте им-с! Давно тоже мы рядком-то с ней не сиживали.
Матрена (дочери). Садись!
Дядя Никон (первый наливает и пьет). Здравия желаем, с похмелья умираем: нет ли гривен шести, душу отвести…
Матрена (Спиридоньевне). Анна Спиридоньевна, выпей, матушка!
Спиридоньевна. Ой нет, баунька, неохота что-то.
Матрена. Да полно, чтой-то! Ты попригубь, так, может, и понравится.
Спиридоньевна (выпивая). С Успеньева дни, мать, не пила. Да сама-то ты выпей, хозяюшка почтенная!
Матрена. О, полно-ко, мать, какая уж я пивица… (К зятю.) Ты сам-то, батюшка, не выпьешь ли хоть перед хлебом-то с солью?
Ананий Яковлев. Нет-с, благодарю; не имею той привычки.
Дядя Никон. Вот Лизунька так выпьет, потому самому… с радости… муж приехал… веселей, значит, принимать его будет: вино, значит, теперь дух человеку дает, – верно!
Ананий Яковлев. Пошто им пить? Что это за глупые речи: скучно даже слушать!
Спиридоньевна. Что, батюшко, Ананий Яковлич, вологодским трактом, чай, изволил ехать?
Ананий Яковлев. Нет-с, какое тут вологодский! Пустое дело это нынче тракт стал: почесть, что заброшен! Теперь чугунка народу тысячи по три зараз везет и, словно птица, летит: верст по тридцати в час уходит.
Матрена и Спиридоньевна (в один голос). Ой, батюшки, чтой-то? Будто уж и по тридцати верст?
Ананий Яковлев. Это еще не так оченно много… так как, значит, дело это еще у нас внове: так опасаются тоже маненько; а что в иностранных землях она и шибче того ходит!.. Теперь, хоша бы насчет времени этим большое сбереженье… значит, и на харчах барыш; бока тоже не наломает; сидишь, словно в комнате, не тряхнет, не вальнет: штука отменная-с!
Дядя Никон. Это, брат, я знаю… видал… Теперь тысяча человек едет… Махина с дом… а лошадей четверка только везет, ей-богу!.. Потому самому дорога гладкая… по этому… по шоссе идет…
Ананий Яковлев (несколько потупившись).
