за руку и вышла в коридор.
Машина ждала их у дома. Выйдя из подъезда, Женька остановилась на пороге и с любопытством осмотрелась по сторонам.
Город спал. Тёмные окна домов взирали на неё холодно и безжизненно, словно стекла пенсне и в них отражались разбегающиеся в разные стороны цепочки фонарей, освещающие безлюдные улицы призрачным, голубым светом.
Странное это было ощущение – стоять вот так, по середине спящего, будто вымершего, города, который сейчас отдыхает и расслабился, но пройдёт всего лишь несколько часов и начнёт оживать, выплеснется на тротуары, растечётся по улицам, устремится к многочисленным конторам, заполнит нежилые помещения, где в будничной суете и толкотне раздробится на миллионы осколков, снующих без определённой личной цели по многим километрам офисных коридоров.
Осколки на ножках или как их ещё принято называть: операционные единицы, численный персонал, «челы» (от формального сокращения слова «человек» в документах и разных справках – чел.), представители среднесписочного состава, которые только и делают, что перетаскивают тонны бумаги вначале вверх, затем вниз, потом обратно и постоянно звонят куда-то, выясняя что-то, среди себе подобных, судорожно пытаясь разобраться в хитросплетении фраз, или сидят с мутными глазами, упёршись взглядом в экраны опостылевших компьютеров, вяло поглядывают на минутную стрелку, что безучастно ползёт себе по кругу, или нервно подрыгивают ногами, когда в дальнем кольце коридора мелькнёт фигура начальника, чья деятельность за целый день, а то и дольше, не поддаётся разумной оценке, а потому он очень опасен в своей непредсказуемости, и встречи с ним следует избегать, а также ревниво следят за соседями и всё время ёрзают на протёртых стульях, разрываемые тайными страстями и желаниями, бурлящими в организмах, прикованных страхом о хлебе насущном к надоевшим до омерзения столам, задумчиво постукивают костяшками пальцев и кидают мечтательные взгляды через окно на соседнее серое здание, строя безнадёжные планы о том, каким образом изменить свою жизнь, чтобы раз и навсегда сбежать из этого сумасшедшего дома или, по крайней мере, развлечения ради, перебраться в другой, такой же серый, но на противоположной стороне улицы.
Это называется работой, службой, служением обществу, исполнением трудового долга, добыванием «хлеба насущного»…
Ох, уж этот «хлеб насущный» и его потребитель – «брюхо ненасытное». Жил бы один – так можно было бы и перетерпеть как-нибудь, но когда от твоего «хлеба» зависит жизнь другого человека, а то и не одного, вот тут приходится кланяться в ножки тем, кто хлеб этот раздает. Неприятное занятие, однако, зная, что тип тот, ну, ничуть не лучше тебя самого, а зачастую и глупее, аморальнее, да и сообразованием у него проблемки, но… тем не менее, приходится унижаться и забывать о самом себе, чтобы получить обещанную горсть, пусть и не хлеба, а монет, но всё равно… Голод – не тётка, уговорам не поддаётся. Однако, самое забавное то, что когда «хлеб» на столе появляется регулярно,
