уходит в себя, погружаясь в свои субъективные представления и капризы.
Исходя из этого смысл события можно определить следующим образом. Под влиянием объекта у интроверта проявилась неполноценная экстраверсия, тогда как у экстраверта место его социальной установки заняла неполноценная интроверсия. Тем самым мы возвращаемся к положению, из которого исходили: ценность одного есть отрицательная ценность другого.
События, как позитивные, так и негативные, могут поднять наверх неполноценную противофункцию. Но в таком случае появляется ранимость как симптом наличествующей неполноценности. В этом случае создаются психологические основы для разлада и недоразумений, и не только для разлада между двумя людьми, но и для разлада с самим собой. Дело в том, что сущность неполноценной функции[33] характеризуется автономией; она самостоятельна, она охватывает, околдовывает и опутывает нас так, что мы уже перестаем быть хозяевами самих себя и не можем четко прослеживать грань между собой и другими.
И все же для развития характера необходимо, чтобы мы дали проявиться другой стороне, т. е. неполноценной функции; ибо скорее всего мы не можем надолго предоставить другому симбиотически заботиться о некоторой части нашей личности, так как момент, когда у нас возникнет нужда в другой функции, может наступить в любое время и застать нас неподготовленными, как наглядно показывает приведенный пример. И последствия могут быть тяжелыми: экстраверт утрачивает свое, необходимое ему, отношение к объектам, а интроверт – к своему субъекту. Но опять-таки необходимо, чтобы интроверт добился действия, которое не тормозится постоянными раздумьями и колебаниями, и чтобы экстраверт вспомнил о себе, не причиняя тем самым ущерба своим отношениям.
Думается, вполне ясно, что когда мы говорим об экстраверсии и интроверсии, то речь идет о двух противоположных друг другу естественных установках или направленных движениях, которые Гете однажды назвал диастолой и систолой. Своим гармоническим чередованием они должны были бы осуществлять ритм жизни; однако, похоже, для того, чтобы достичь этого ритма, необходимо высочайшее искусство жизни и надо быть либо совершенно бессознательным, чтобы естественный закон не нарушался никаким актом сознания, либо сознательным в еще гораздо более высокой степени, чтобы суметь также изъявлять волю и совершать противоположные движения. Так как наше развитие не может быть направлено вспять, к животной бессознательности, то остается лишь нелегкий путь вперед, к более высокой сознательности. Разумеется, такая сознательность, которая дала бы возможность свободно и намеренно жить великими «да» и «нет» Жизни, – это прямо-таки сверхчеловеческий идеал, но вместе с тем и цель. Наш современный духовный склад, пожалуй, позволяет лишь сознательно волеизъявлятъ «да» и по меньшей мере переносить «нет». Если дело обстоит так, то этим уже многое достигнуто.
См.:
