подхватил Сен-Жюст тоном человека, только что осененного спасительной догадкой. – Завтра же нанесу ей визит! Думаю, она будет счастлива снова встретиться со мной и непременно поделится своими секретами, да и Барер не станет возражать.
Злая ирония этих слов, однако, шпиона не обидела. Он лишь равнодушно пожал плечами и проговорил с небрежностью учителя, исправляющего ошибки ученика:
– Зачем наносить ей визит? Достаточно пригласить ее в Консьержери. От такого приглашения она не сможет отказаться. А Барер… С каких пор тебя волнует недовольство Барера?
– Я не желаю швыряться союзниками, во всяком случае, до того, как… – Сен-Жюст осекся, рассудив, что сказал достаточно, и продолжил с легким укором: – Не ты ли предостерегал меня месяц назад не трогать Демайи?
– Времена изменились, – сквозь зубы процедил агент, от которого не ускользнула оскорбительная осторожность шефа.
– Верно, – кивнул Сен-Жюст и опустился в кресло напротив собеседника. – Времена изменились, потому-то Барер и его женщины занимают меня сейчас куда меньше, чем Вадье. Ты был прав, говоря, что Демайи не стоит того, чтобы тратить на нее время. Я признаю свою ошибку и прошу тебя прекратить расследование. Если ты его еще не прекратил, – добавил он, усмехнувшись.
Молодой человек опустил голову, словно признавая справедливость предположения Сен-Жюста.
– Теперь о Вадье, – продолжал Сен-Жюст, подавшись вперед и понизив голос, будто боялся, что его подслушают. Собеседник машинально повторил его движение. – При беглом взгляде, он безупречен: ни одного компрометирующего факта в биографии, ни одного подозрительного знакомства, ни одного неосторожного слова – ничего, что могло бы сыграть против него. И тем не менее, неподкупным его не назовешь, просто он умеет заметать следы. Не назовешь его и чистым революционером, не того полета птица. Хитер – да, умен – несомненно, но не безупречен. Найди мне что-нибудь, что я смогу использовать в качестве оружия против Вадье. Подойдет все, что угодно: письма, свидетели, сомнительные друзья, коррупция.
Он замолчал, ожидая вопроса, который неизменно следовал за каждым поручением: каково вознаграждение? Но агент хранил молчание, опустив глаза на паркет под ногами. В этом молчании было не размышление, в нем был отказ.
– Я щедро заплачу, очень щедро, – настаивал Сен-Жюст. – Аванс с лихвой покроет все возможные расходы. Я не стану торговаться.
Все то же молчание. Все тот же опущенный в пол взгляд.
– У тебя месяц, даже больше, – опять заговорил Сен-Жюст. – Я на днях уезжаю в армию. Информация о Вадье мне нужна по возвращении. Два месяца, – сдался он перед гнетущей тишиной. – Семьдесят тысяч ливров, – проговорил он после долгой паузы. – Сто тысяч.
– У тебя нет даже полусотни, – хмуро улыбнулся агент, прорвав завесу молчания, но так и не поднимая взгляда на шефа.
– Контрибуции после окончания войны покроют все расходы Комитета. А я еду именно затем, чтобы положить конец
