с себя многодневную грязь! Однако долго размываться не дали. Воду отключили, по душевым пробежались немцы. С криками: «Шнель, шнель! Ком, ком!» (Быстро, быстро! Проходите, проходите – нем.) выталкивали пленников в предбанник. Непонятливым поддавали прикладами и ногами, оставляя на спинах и задницах кровоподтеки. В предбаннике ждала советская военная форма без петлиц, поношенная, но чистая, почти новые ботинки. Одетых пленных посадили в крытые грузовики. Повезли по варшавским улицам. Конвоиры сели по углам кузова, предусмотрительно укрывшись за брезентовых пологом. Колька оказался у самого борта, даже попытался выглянуть наружу.
– Не хрена себе оккупация! – выдохнул он, увидев на улице лотки со всякой всячиной: салом, колбасами, щуками, кочанами свежей капусты, огромными караваями хлеба.
Тут же за любопытство получил в лоб моченое яблоко, и вопль:
– На, курва советская!
Немцы-конвоиры расхохотались, а Казаков соскреб яблочные остатки и с жадностью съел их вместе с косточками. Где-то на окраине поместили в здание, похожее на тюрьму. Накормили не сытно, но не такой гадостью, как в лагере. Затем выстроили во дворе. Открылись ворота. Во двор вошли господа, и даже несколько хорошо одетых немолодых дам. Они прогуливались перед узниками, разглядывали их, щупали мускулы. Кое-кто лез даже в рот пленникам. Около Кольки остановился осанистый, представительный дед с серебряной, во все брюхо, цепочкой карманных часов.
– Беруф? – ткнул он в парня тростью и вдруг добавил по-русски. – Профессия?
– Мукомол, помощник мельника.
– Ком! – жестом велел дед выйти из строя.
Подобрал еще двоих служивых, работавших до призыва в армию на хлебозаводе. Зашел куда-то к начальству. Вернулся с квитанциями и какими-то карточками. Снова набили пленными грузовик, повезли по Варшаве. Колька уже не высовывал носа из машины. Троицу выгрузили у мукомольного завода, остальных повезли дальше.
– Казаков, ком! – кивнул на дверь кабинета дед, приехавший следом на легковой машине с шофером.
Старик важно опустился в кресло, положил перед собой карточки к одной из них была прикреплена записка Дубасова.
– Господа Дубасов и Безобразов рекомендуют тебя. Работай честно – не подведи их! Обоих этих господ офицеров я знаю давно. С тех пор, когда Варшава была русской. Царством Польским называлась. Ах, какая была жизнь! А какие лихие красавцы-уланы были Дубасов с Безобразовым! У меня муку для полковой пекарни покупали. Дубасов все время приговаривал: «Чтобы мука была как у моего мельника Агафона!»
– Я – племенник Агафона, – вставил Колька. – У него многому научился…
– Хорошо! Значит будешь работать как надо! Приглядывай за товарищами! Да, скажи, чтобы муку не жрали! Заворот кишок может случиться! Мне не нужны убытки! Я за вас германскому командованию деньги платил…
– Выходит,
