не разрешалось, потому Цестилий прислонился к двери, чтобы понять: можно войти или нет.
– …Ваше Величество, это безрассудство! – послышался чей-то мужской бас. – Скрыть подобное и без того тяжело, нам потребовалось задействовать слишком много сил, а хватит ли их для поддержания тайны?
– Я сделаю все для этого! – тут же отозвался папа, голос его был напряженным. – Мы не должны позволить журналистам добраться до правды! Если понадобится, то избавься от самых смелых! Это слишком серьезно, чтобы думать о морали! Мне самому не нравится это, правда… Но нельзя рисковать… Заклинание молчания лишь вызовет больше подозрений и…
– Я понимаю Вас. Скорее всего, такого же мнения будет и кабинет министров.
– Самое главное – никто не должен знать, что на самом деле произошло шесть лет назад. Никто.
Цестилию было сложно определить, деловой это разговор или все же нет. В любом случае, он толкнул дверь и выглянул внутрь:
– Папа?
Лесталий вздрогнул и нацепил на лицо нервную улыбку. Его советник прочистил горло, делая вид, будто рассматривает картину. Неловкость в поведении взрослых сбила Цестилия с толку, но тот не понимал почему.
– Что случилось? – заботливо спросил у него папа. – Ты разве не должен быть на уроке музыки?
– Даримир опять злится, – простодушно ответил тот. – Пап, можно спросить?
– Давай позже, – Лесталий повел его за руку прочь из кабинета. – У папы срочное дело. Поговорим за ужином.
***
– Неправильно, – Райн перечеркнул пример по физике, над которым Цестилий был готов расшибиться.
Примеры по физике решались в кабинете, где царила тишина. Надзиратели помогали своим подопечным, если те хотели, а преподавательница строго выхаживала по рядам, наблюдая за процессом работы. Шуршание ручек по бумаге и тихие советы создавали серьезную атмосферу.
Цестилий и не пытался вникнуть в суть поставленной задачи. Он думал о том, что отец мог так тщательно скрывать много лет. Вполне возможно, что это дело никак не касается самого Цестилия, но любопытство брало верх.
– Соберись уже, – рыкнул Райн, Цестилий вздрогнул от резкости. – О поняшах своих мечтаешь, что ли?
– Прости, правда, – Цестилий покрепче ухватился за ручку, мол, я учусь. – Не могу выбросить из головы отца.
– Совсем бестолочь? – и хотя это был вопрос, звучало как утверждение. – Ты обленился в последние дни. Так уж и быть, я удвою нагрузки, – расцвел в улыбке тот. – Ты будешь так занят насущными проблемами, что не хватит времени на всякую раздражающую меня ересь!
– Почему тебя раздражает все, что интересует меня? – скептически спросил тот.
– Вернись уже к задаче, неуч.
Цестилий проворчал что-то под нос, но все же вернулся к учебе. Было действительно сложно привыкать к такому
