плётками.
В сентябре ночью к нам в ставни постучались. Дверь открыла бабушка Пелагея Ивановна. На пороге стояли двое стариков, укутанных в шали. Они попросили укрыть их от фашистов. Бабушка спрятала их в скирде сена, при помощи дров, соорудив из него подобие шалаша. На следующую ночь она отвела их к родне в заброшенный хутор за Гундоровскими Грачиками, где не было немцев. Помню мама тогда ругала бабушку, нас, мол, могли расстрелять вместе с ними. «Не могла я иначе!» – ответила Пелагея Ивановна.
Тем временем советские войска начали хутор за хутором освобождать оккупированный район. Завязались кровопролитные бои и близь Грачиков. Немцы закрепились на левой стороне Донца. Много народу полегло, немало было и раненых. В нашей хате разместили сортировочный госпиталь. С поля боя на санках привозили солдат и укладывали их в снег у порога. В помещении обрабатывали им раны и отправляли в подвижные госпиталя. Каждую ночь перед хатой скапливалось до сорока трупов. Их потом вывозили на солдатское кладбище. Там их укладывали в три слоя в братские могилы.
Мы с мамой старались помочь живым. Я поднимал головы лежащих в снегу бойцов, а она поила их из кружки чаем из вишнёвых веток. Не могу забыть одного молоденького солдата. Мы пытались напоить его чаем, когда он отклонил кружку и тихо произнёс: «Я умираю за Родину, за Сталина!». Его голова обмякла.
Воспоминания Юрия Николаевича Миронова.
Когда 22 июня 1941 года началась война, Юрасику (так тогда называла Юрия Николаевича мама) было три года и семь месяцев. В казачьем хуторе Садки Тарасовского района Ростовской области, где жили его родные, он неоднократно от взрослых слышал, что какой-то злой дядя напал на нашу землю и может добраться до нашего хутора. Юра старался выговорить имя этого злюки, но у него не получалось.
– Гитрел, Гитрел, Гитрел, – повторял, силясь сказать правильно, Юра. Это нервировало, можно сказать, мучило его. Он капризничал из-за этого Гитрела и даже, как казалось взрослым, ни с того, ни с сего начинал плакать. И только в тот день, когда все пошли провожать папу на войну с этим Гитрелом, уже за хутором у Юры вдруг получилось. «Получилось! – вскрикнул Юра. – Гитлер!» Он впервые про себя правильно выговорил это имя, ставшее уже ненавистным. А потом, после ухода папы на войну, в хуторе стало тихо и грустно. Целый год было какое-то тревожное ожидание опасности. Наши войска отступили к Сталинграду. Папа с мамой были уже давно на фронте, а в доме с Юрой оставались только дедушка и бабушка. И вот однажды таким же тихим, грустным и тревожным утром Юра сидел у окна и смотрел на улицу.
Вдруг с улицы стали доноситься какие-то необычные звуки. Скрип вперемешку со свистом и визгом. Такого звука в хуторе Юра никогда не слышал. Потом показались лошади, запряженные в странные телеги с большими железными, узкими и скрипучими колесами. На телегах сидели солдаты. Это вступали в хутор чужеземные вражеские войска, но не немцы, а румыны.
