Мигель. – Запомни и не возникай.
– Это вульгарно.
– О’кей, не лезь не в своё дело.
– Уже лучше. Что касается сентенции о пьяном лётчике и его сравнительном умении взлетать и садиться, то данная сентенция мало того, что абсолютно недоказуема, но и призвана внушить тому, кто её высказывает, уверенность в несомненном и безоговорочном преодолении любых обстоятельств; каковая уверенность, в свою очередь, гораздо лучше описывается старой русской поговоркой, гласящей: «Пьяному – море по колено».
– Во шпарит, – с уважением заметил Конвей, который так и не дошёл до камбуза – застыл, прислушиваясь, на половине дороги с бутылкой виски в руке. – Как по писаному.
– Ага, – сказал Мигель. – Георг у нас такой. За словом в карман не полезет.
– Сколько он уже у тебя?
– Одиннадцать лет. От брата перешёл. По наследству.
– Да, точно, ты говорил, – вспомнил блюзмен и замолчал с грустью.
– К взлёту готова, – доложил бортовой компьютер.
– Спасибо, Алиса, – сказал Мигель. – Жди.
– Хорошо, – с почти неуловимым сексуальным оттенком в голосе ответила программа. – Я буду ждать.
Утверждали, что голос Алисы один в один повторяет голос одной древней программы, которая двести с лишним лет назад использовалась в популярном русском поисковике. Возможно, Мигель не проверял. В конце концов этот голос выбирал его отец. Нравится ему – пусть будет.
Мигель поднялся с кресла, махнул рукой, и они с Конвеем и замыкающим шествие Георгом проследовали на камбуз.
Тот располагался сразу же за кабиной управления, буквально в трёх шагах. Затем шёл спальный отсек вместе с санблоком (туалет плюс душ), потом грузовой, двигательный, и на этом внутреннее пространство космокатера заканчивалось. Два переходных шлюза – один, примыкающий сбоку к кабине управления, и второй, запасной, – сверху к грузовому отсеку – не в счёт.
Кабина управления на spaceboat так и называлась: кабина управления. В отличие от больших гражданских (научных, пассажирских и грузовых) и военных космолётов, где для обозначения такого же помещения использовалось слово «рубка». Почему в одном случае было так, а в другом – иначе, объяснить не мог никто. Эта этимологическая кутерьма из морских и авиационных терминов давно жила какой-то своей жизнью, а людям оставалось лишь её принимать и использовать по назначению.
На камбузе Мигель и Конвей уселись за столик. Георг поставил перед людьми широкие низкие стаканы из небьющегося стекла, бросил в них по паре кубиков льда из морозилки и остался стоять, всем своим видом демонстрируя недовольство.
Конвей плеснул в стаканы виски.
– Ну, на дорожку, – провозгласил.
– Поехали, – поддержал Мигель.
Чокнулись. Выпили.
Ледяной виски незаметно проскользнул в желудок, согрел его, быстро и весело поднялся
