Мой отец был одним из них.
– Почему «был»? Его что, арестовали?
– Да. И… он сбежал, некоторым образом.
Сама того не подозревая, Фарах задела Давида за живое. Юноша хотел было остановиться, но это означало бы не удовлетворить любопытство молодой рабыни.
– А где же он сейчас?
– Мне об этом ничего не известно, – нахмурился Давид.
– И твоя мать, полагаю, тоже не знает, где он. Ищите женщину. Мужчины все одинаковы.
– Нет. Мой отец… не такой, как все.
Фарах уловила взволнованность в голосе Давида и решила не расспрашивать его больше. Они вошли в темный длинный туннель, усеянный отбросами, с тошнотворным запахом, выйдя из которого оказались на перекрестке натоптанных дорог, вдоль которых стояли полуразрушенные халупы.
– Я тебе назвала свое имя и жду, что ты назовешь свое.
– Давид. Из Назарета.
– Хм… Галилеянин! – воскликнула она. – Из всех жителей Палестины лучше всех целуются именно галилеяне, ты об этом знал?
– Нет, – рассмеялся он.
– Ты чего, что я смешного сказала?
– Ничего… Ты ничего такого не сказала, – улыбнулся он. – Далеко еще?
– А что, если далеко, ты не пойдешь?
– Нет, я не это имел в виду…
– Тогда чего ты об этом спрашиваешь?
Ему явно не удавались ответы на ее вопросы. Давид не привык разговаривать с горожанами. После семилетнего затворничества в пустыне он не знал, как себя вести. Фарах заметила его смущение и нашла это трогательным.
– Что тебе здесь надо? – спросила она.
– Я никогда еще не был на Пасху в Иерусалиме. Мне хотелось посмотреть, как здесь празднуют, хотя бы раз!
– Почему только раз?
– Ну… Это непросто объяснить, – вздохнул он, пожимая плечами.
– М-да… вид у тебя тоже непростой, ты ведешь себя как мальчик.
И тут они оба рассмеялись.
Давид обогнул лужи с застоявшейся водой, из которых пили бродячие собаки, похожие на гиен. Фарах предупредила его:
– Не смотри на них, они очень злобные.
Чем больше Давид и Фарах углублялись в сердце этих восточных трущоб, тем ужаснее была нищета, окружавшая их. По улицам шатались оборванные, босые, сопливые дети. Они были такими же костлявыми и грязными, как и те, кто, вероятно, были их родителями.
Неужели же назаряне решили обосноваться в забытом Богом Иерусалиме?
– Видишь кусты тамариска там, на углу улицы? – пробормотала Фарах. – Прямо за ними есть полуразрушенная лестница, ведущая к старой дубильне. Там они и собираются.
– Ты не пойдешь со мной? – задал вопрос юноша.
– Я здесь покараулю, на случай, если кто-нибудь нас выслеживал. Когда я увижу что-нибудь подозрительное, я подам тебе сигнал.
Она сунула большой и указательный пальцы в рот и два раза свистнула. Давид кивнул. Он уже направился
