и перед ее внутренним взором предстала картина того, как он входит в комнату внизу и Матти представляет его: «Ретт, мой жених».
На следующее утро Лео проснулась рано, намереваясь подыскать себе иное место для проживания. Она испытала огромное облегчение, выяснив, что соседняя гостиница намного дешевле, и в ней даже нашлась свободная комнатка, отчего Лео едва не расплакалась прямо во время разговора с управляющим. Она собрала свои вещи и уже пересекала фойе гостиницы «Дельфин», направляясь к выходу, когда услышала, как кто-то окликнул ее.
– Куда это вы собрались, дорогая моя? – осведомилась миссис Форсайт, догоняя ее. – Я думала, что Матти будет сопровождать вас в Нью-Йорк.
– Я остановлюсь в гостинице по соседству. Не могу позволить себе остановиться здесь, – призналась Лео, и румянец стыда окрасил ее щеки.
– Не смущайтесь, – сказала миссис Форсайт, ласково кладя ей руку на локоть. – Я рада, что застала вас до того, как вы ушли. Сегодня вечером я даю званый ужин и была бы счастлива, если бы вы почтили его своим вниманием.
– Ох, н-нет, – сказала Лео. – Я никак не могу.
– Я была бы счастлива, если бы вы пришли, – повторила она. – Пожалуйста. – Миссис Форсайт вперила в Лео взгляд, и ее голубые глаза были так похожи на глаза ее сына, что Лео вновь охватило неудержимое желание расплакаться.
– Конечно, – сказала она только ради того, чтобы ее наконец оставили в покое.
Снедаемая дурными предчувствиями, Лео читала записку, присланную ей миссис Форсайт, в которой говорилось о предстоящем званом ужине. Мать Эверетта закончила ее словами: «Я понимаю, что совсем недавно скончался ваш отец и вам наверняка хочется побыть одной в своей комнате, но я была бы вам искренне признательна, если бы вы смогли прийти».
Лео судорожно скомкала записку. Она сознавала, что на борту корабля ей предстоит проводить много времени в обществе Матти и ее семьи. Значит, она должна привыкнуть к тому, что ей придется часто и подолгу видеть их. Отказ же явиться на ужин будет выглядеть грубо. Она пойдет, решила Лео. Но уйдет оттуда пораньше, а все время, которое ей предстоит провести в Саутгемптоне, постарается оставаться в одиночестве под предлогом усталости и скорби. Затем она присела к столу и написала письмо Джоан, излив ей душу. В семь часов вечера она надела свое лучшее платье, вышедшее из моды еще три сезона назад и уже успевшее слегка пожелтеть, и направилась обратно к гостинице «Дельфин», где поднялась в апартаменты миссис Форсайт и постучала в двери.
Надо же такому случиться, что открыл ей именно Эверетт.
– Слава богу, Лео, я так надеялся, что это окажешься ты.
– Не думаю, что должна разговаривать с вами, – чопорно отозвалась она, пытаясь проскользнуть мимо.
– Прошу тебя, прочти вот это, – взмолился он и сунул ей в ладонь сложенный вчетверо клочок бумаги.
– Ретт! Принеси мне еще выпить, – донесся изнутри голос Матти.
– Прошу
